Здесь над Клязьмою-рекой обрели покой юная Зимцерла и Ярила смелый. Вкруг ракитова куста скоро обвенчались и под сенью сосен во шатре скрывались. Там невеста и жених на постель ложились, нежились, любились.
Таяла Зимцерла во объятьях нежных, и с земли сходили насты белоснежные. А Ярилушка невесту жарко обнимал, в губы целовал.
А в ту порушку, на то времечко — матушка Земля всколебалась, сосны над шатром раскачались. И слетел с-под тучи Вран — Сивый Мориан!..
— Ай же ты, Ярила Годинович, выходи ко мне из бела шатра! Будем биться мы до утра! Я тебя немедля убью, стужей лютою закую!
— Ай же ты, Ворона налётная, лютая Змея негодная! Хватит, как мороз, трещать, горюшко вещать! Там, где вешний снег сойдёт, расцветают вишни! И подмоги не дождёшься ты от силы Вышней!
Выскочил Ярила из бела шатра, бился с богом Сивым с ночи до утра. Сивый Мориан — Змеёй лютой извивался, а Ярила — на коне пламенем взвивался.
То не два богатыря соезжались, не два сокола солетались. То сражалися Весна со Зимой, бог Ярилушка со Змеёй. Бил Ярила Змею огненным копьём, а Змея свивалася перед ним кольцом — напускала на Ярилу стужу ледовитую, вьюгу снеговитую.
Как тут ясная Заря занималася, Красно Солнышко подымалося… И Ярила возносил перстень свой заветный к зареву рассветному, чтобы с неба низошла ясная стрела и небесным пламенем ту Змею сожгла!
Он собрал в рубин волшебный с силушкой чудесной — нити солнечных лучей, отблески мечей. И пустил огонь — на Змею-выргонь!
Только вместо сей Змеи — Мориан предстал, к небу он воззвал:
— О наш Боже, Вышний Бог! Твой Закон небесный строг! Ежели с Ярилою жить теперь Зимцерле — то Весна-красна не наступит в срок! Зимцерла моя по Закону, сидеть ей со мною на троне! К Закону я обращаюсь и перед Ним склоняюсь!
И тут стрела повернулась, от Мориана отвернулась и пала Зимцерле на белую грудь!
Зимцерла тогда, как во сне, в святом небесном огне, будто вешний снег, таять стала и рекла пред тем, как пропала:
— Обернусь я сим утречком ранним — облачком в дыму и пламени… И прольюсь весенним дождём, протеку хрустальным ручьём… А потом я травой-муравой прорасту, розою-шиповником в чаще процвету… Пусть сорвёт ту розу мой милый, будет помнить меня до могилы…
Тут Ярилушка ко Зимцерле на крутую гору взбегал и в огонь небесный вступал. Там искал Ярила Зимцерлу, но лишь облачко обнимал…
И, сгорая сам, провещал:
— Как взошёл я, как поднялся — да на горушку высокую… И с вершины оглядел я — землю всю широкую… А сырая та земля — то постелюшка моя. А и Камень Бел-горючий — изголовьюшко. А и жёлтые пески — моё телушко, скалы-валуны — мои косточки.
И узрел, сгорая, Ярила посреди сей крады-могилы, что не Клязьма течёт под горой, не туман ползёт над рекой, а клокочет там речка Смородина и течёт в дыму лава огненная. И по той ли огненной речке души всё идут человечьи, вслед Заре Утренице — чистые-святые, вслед Вечернице с Денницей — души тёмные.
А и тут свершилось чудо по-над Клязьмою-рекой на горе Ярилиной. Где стоял в огне Ярила — там теперь его могила.
По весне из крады той он летит домой, в Китеж-град святой. Возрождается в огне на своём коне и по небу мчит — соколом летит.
А где Сивый Мориан под горой стоял — появился там провал, где он и пропал. Там же, где в огне сгорела и растаяла Зимцерла, из горы печальной сей вытекал ручей.
И теперь весною ранней, в Ладень-день первоначальный, свадьбушки играются — все тогда венчаются во ракитовых кустах на Ярилиных горах.
И тогда по велению Вышнего расцветают ракиты и вишни. И костры на горах зажигают, славы Вышнему воспевают! И Ярилу с Зимцерлою поминают!
ТРЕТИЙ КЛУБОК
ЯРИЛА И ЯРИНА
—
Пели люди Богу Всевышнему:
— Боже наш, Боже, за что эта кара? За что Сивый бог это нам учинил? Все нивы наши спалил и нас грозой подчинил?
И им Всевышний ответил:
— Ту кару не Сива вам учинил, а лютый Мориан Сивый! Он сжёг за то ваши нивы, что Вышнего вы не чтили и жертвы не приносили.
И вот
И вот не коня лютый Сивый седлал, а Змея-Смока крылатого, во пламени пекла заклятого. А в очах у дракона — камень-маргарит, и куда он глядит — всё огнём горит. И вот летит над землёй лютый Смок: из пасти ревёт пламя-смага, идёт из ноздрей дым-смог.
Пролетел он море широкое, миновал и горы высокие. И на матушку-Землю сошёл, и по чистому полю пошёл. Он от града шёл — и до града, от села — к селу огнищанскому; и пришёл ко столице царской: к Цареграду Святогора, жившему дотоль без горя.