Читаем Звезды древней Руси полностью

И пускал он лютого Смока на посевы и на скотину, чтобы взять себе десятину и от меры, и от тука: есть мука — так будет мука! Чтобы пели Сиве славу, отдавали тук и сало!

И увидела это Друга — бога Сивого подруга и ему супруга. И мольбой она молила, мужа так просила:

— Много нив ты разорил и невинных душ сгубил! На людей за что лютуешь, им прощенье не даруешь?

И ответил ей лютый Сива:

— Огнищане меня забыли! В божий храм не знают ходу, вместо сурьи плещут воду! Богу не дают даров, потому я так суров!

И сошлись тогда семь вил, Святогорок-самовил: и сама Златогорушка Майя, Меря и Ярина Тайя, Ася и Алина, Лина и Эльвина. Тут все семь дочерей Плеяны жертвы Сиве приносили, Другу все превозносили.

И молили Сиву… А затем и Живу, чтоб та вила в мире горнем, так же как Плеянки в дольнем, сурью подносила Мориану Сиве!

* * *

И вот сел Сивый бог на Белом Хвангуре, с ним рядом — Крыница с Сурьей. И бьёт из крыницы сей сильный огонь с земли до самого неба, чтобы было в полях много хлеба, чтобы лился дождь на поля, чтобы тучною стала земля.

И служила Сивому Жива — перед ним заступница наша, у неё в руках — злата чаша. Подавала та Живушка чашу. Сива пил и лил сурину на поля и на долины. А где капли ниспадали, там колосья возрастали.

Как плеснёт бог Сива суриной по полям и по долинам — всё растёт, живёт, зеленеет и цветы в садах цветут — богу Сиве дары дают. Также Живу все почитают, бога Чёрного проклинают.

Было так, что Кащея Бессмертного, обращённого Чёрным Идолом, Вышний Крышень заковал, под землёй замуровал. Только Тарх Дажьбог в тех пещерах ходил и темницу его ненароком разбил! Сам не ведая как, но врага отпустил!

Потому-то Кащей стал драконом, а потом, взлетев выше туч, опустился средь горных круч. И прошёл Кащей по ущельям, а затем забирался в щели. И по щелям тропой неторной переполз Змеёй в мир подгорный, где под Белым Хвангуром — Чёрный! И воссел он на чёрном троне, словно во гнезде вороньем!

И ему Марена служила, злату чашу с вином подносила. Пил ту чашу Кащей и вино отливал, потому суховей на поля налетал. А где падали капли вина от пречёрного винограда, там поля побивало от града.

И оставили люди храмы, перестали жертвы дарить, Рода-Вышнего благодарить. Нечего-де есть и пить, нечем требы нам творить! Лучше о богах забыть, будем-де мы лучше сами во пещерах жить!

Видит снова лютый Сива: льют в златую чашу Живы не медовую сурицу, а обычную водицу! И венков не вьют, песен не поют!

И тогда на Белый Хвангур тучи чёрные сошли, частый дождик принесли. Молнии сверкнули в тучах, и ударил гром гремучий.

И дракона седлал лютый Сива, был он грозен, силён и мудр, и слетел на Чёрный Хвангур. Выпил Сурьи из турьего рога и ударил мечом Чернобога.

Говорил ему Чернобог:

— Ты ещё ударь, Сивый бог!

Сива вновь его ударял… Только смотрит: Кащей пропал! Вот он был, а вот его нет, не оставил он даже след! Только ветер чуть пахнул, Сивый бог его вдохнул… И тотчас как будто лёд бога Сивого обжёг, и огонь заледенил и водою иссушил!

И тотчас Сивый сам сел на троне, словно во гнезде вороньем. И ему Марена служила, злату чашу ему подносила и вином её наполняла — Чёрным богом его величала!

— Трон к тебе перешёл, Сивый бог! Будешь ты теперь — Чернобог! По Закону Высшему Прави стал ты Мором — Владыкой Нави! В Нави ты теперь Кащей! Я же буду — Другой твоей! Я — Марена, а ты — Мориан! Я — Ворона, а ты — Вран!

Друга плакала-причитала, в Нави Сивого бога искала:

— Как во сей сторонушке чёрной грают на дубах чёрны вороны… Нету мне ни сна, ни покоя, обмерло сердечко ретивое… Слёзы горькие мои, как обильная роса, словно туча дождит в тёмных небесах… Не убавить мне горя-кручинушки, так печальна моя судьбинушка… Потеряла я свет из ясных очей, не сыскать мне дролюшку во сторонке сей…

Вслед за матушкой в ночь шла и Ламия-дочь:

— Где же ты, мой батюшка милый?.. Ты в какой сокрылся могиле?.. Ягодка я твоя горе-гореванная, горькими слезиночками вся я зареванная… Как зашёл-закатился мой батюшка ласковый, словно за горы солнышко ясное…

* * *

И дошли они до границы, где Смородинка-речка струится… Там Маренушка их встречала, чашу им вина наливала: по краям её — всё огонь горит, а на донышке — там змея лежит.

Как ходила в лес девица, та Маренушка-юдица, — там коренья злые рыла, на горе крутой сушила, в ступке их затем толкла, ситечком просеяла. А затем с вином мешала, гостьям в чашу подливала.

И притом вещала:

— Тот не вступит в царство наше, кто не вкусит Смерти чашу!

Друга с Ламией напились и тотчас же обратились: Друга обернулась львицей с крыльями юдицы, Ламья — лютой драконицей с мордою волчицы.

* * *

Высока ли высота поднебесная, глубока ли глубота океан-моря… Широко раздолье по всей земле — чуден Бел-горюч Алатырь, страшен Чёрный камень Марабель.

А и было так при царе Святогоре, да и при Велияре Сивобородом. Велияра тень — Сивый бог в беззаконство всех увлёк. И теперь уж не ведают старцы почёт, сын родного отца в суд неправый влечёт, брат пошёл с мечом на брата и с сестрой живёт в разврате! В храмах люди льют беспечно кровь не агнцев — человечью!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее