— По-иному, — ответил Янош Борнемисса. — У нас зайца мочат в вине, потом в жаровню наливают немного воды и ставят на огонь. Зайца начиняют хлебом и тушат. Только надо следить за тем, чтобы подливка не выкипала. Когда она закипает, то жаркое снимают с огня, мясо вытаскивают и подливку процеживают. Затем кладут в нее гвоздику, перец, шафран и имбирь… Но скажите, удастся нам нынче узнать, что творится в крепости? Не погиб ли бедный мой брат? — Глаза юноши подернулись слезами.
— А уксуса в подливку не прибавляете? — удивленно спросил Салкаи и еще раз взглянул на руки Яноша.
— Как же, подливаем и уксуса, — охотно ответил Янош Борнемисса, — но только, когда уже приправим подливку пряностями, опять кладем в нее зайца… Нам надо еще нынче попасть в Эгер.
Салкаи старательно обглодал заячью ножку, потом чокнулся с гостями. Но те только пригубили вино.
— Гм… — произнес Салкаи.
Комендант вытер салфеткой усы, взглянул на гостей и снова крякнул:
— Гм…
Помолчал немного, потом, опершись локтем о стол, спросил:
— В Эгерскую крепость?
— Да, да! — взволнованно ответил Янош Борнемисса, побледнев. — Еще нынче вечером.
— Гм… А любопытно узнать, каким путем? Как птицы, что ли? Или как привидения, через замочную скважину?
— Нет, как кроты, дядюшка.
— Как кроты?
— Ведь к крепости ведут подземные ходы.
— Подземные ходы? — Салкаи покачал головой.
Янош Борнемисса сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда листок пергамента, положил его перед Салкаи.
— Вот видите эти красные линии?
— Знаю, — сказал Салкаи, бросив взгляд на чертеж. — На рисунке они есть, а под землей их нет. Еще во времена Перени все ходы завалили. Стреляли по ним из пушек.
— Завалили?
— Ну да. Когда Перени разобрал половину церкви короля Иштвана Святого, нашли эти подземные ходы и стали стрелять по ним из пушек. Все они завалились. Эти ходы проложили не венгры. Венгр, строя крепость, не станет думать о бегстве.
— Это верно?
— Так же верно, как то, что мы вот здесь за столом сидим.
— Совершенно верно? А откуда известно вашей милости, что это так уж верно?
— Ко мне ходят гонцы от Добо. Они пробираются сюда и обратно в крепость через турецкий стан — конечно, в турецкой одежде. Намедни одного из них закололи. Если б сохранился хоть один потайной ход, неужто они не воспользовались бы им?
Юный Борнемисса задумался, помолчал, потом вскинул голову.
— А когда приходят и уходят гонцы?
— Вот и сейчас двое посланы из крепости. Один — Миклош Ваш, другой — Имре Сабо. Добо отрядил их в Вену, к королю.
— Когда же они вернутся? Когда отправятся обратно в крепость?
— Миклош Ваш прибудет сюда через недельку. А Сабо, должно быть, недели через две. Отсюда каждую неделю уходят гонцы.
Глаза юноши затуманились. Бледный, со слезами на глазах уставился он в одну точку.
Салкаи осушил стакан. Снова сказал «Гм…», потом, откинувшись на спинку кресла, искоса посмотрел на гостя и сказал вполголоса:
— Послушай-ка, Янош Борнемисса! Ты такой же Янош, как я Авраам. И ты такой же брат Борнемиссы, как я племянник эгерскому архиепископу. Ты сестреночка, а не братишка. Надень ты на себя хоть какой доломан, меня не проведешь.
Гостья встала.
— Простите меня, господин Салкаи! Я не потому скрывалась перед вашей милостью, что хотела обмануть вас. Я верю вам, как отцу родному. Но я боялась, как бы вы не помешали мне продолжать путь. Я жена Гергея Борнемиссы.
Салкаи встал и поклонился.
— К вашим услугам, сударыня!
— Благодарю вас! Теперь я расскажу, что привело меня сюда. У моего дорогого мужа есть турецкий талисман. Тот, кому этот талисман принадлежал, похитил нашего сына и привез сюда, в Эгер. Он думал, что талисман у моего мужа. Смотрите, вот он.
Эва Борнемисса сунула руку за ворот и вытащила висевшее на шнурке чудесное турецкое кольцо.
Салкаи уставился на него.
Гостья продолжала:
— Наши шопронские солдаты разыскивали этого турка, но не нашли. Тогда я решила поехать сама. Турок суеверен, талисман для него — все. Представься малейшая возможность — владелец талисмана убьет моего мужа. А не представится — убьет нашего сына. Будь кольцо у мужа, они могли бы еще сговориться. Гергей отдал бы кольцо — турок вернул бы сына…
Салкаи замотал головой.
— Сударыня, эгерчане поклялись не вступать ни в какие переговоры с турками, не принимать от них никаких посланий. Кто скажет хоть слово турку или принесет весть от него — будь это офицер или простой солдат, — предается смерти. — И он продолжал, почесав в затылке: — Эх, сударыня, вот если бы вы вчера приехали! Но кто знает, проникли ли они?
Капитан имел в виду отряд Лукача Надя.
— А я должна попасть в крепость еще сегодня, — ответила Эва. — Я ведь не давала клятвы не вступать в разговоры с турками.
— Но как вы думаете попасть в крепость? Не можете же вы вдвоем пробраться через турецкий стан!
— Мы пойдем в турецкой одежде.
— Тогда вас застрелят из крепости.
— А мы крикнем им.
— Тогда возле крепости попадетесь в лапы к туркам. Ворота все заложены. Может быть, уже и камнями замурованы.
— А как же проникает туда гонец Иштвана Добо?