Звезды и Лисы

— А какая? — заинтересовалась она. — Ну давай придумаем! Вот лиловая — точно не тоска. Лиловое настроение — это когда хочется пармских фиалок и чтобы прислал их кто-то незнакомый. Лежишь в сумерках и думаешь, кто бы мог прислать вот это лиловое настроение. Или серая! Серое — это когда на улице дождь, листья летят, лужи такие сморщенные, и тогда надеваешь теплый свитер, кроссовки, идешь в кафе, сидишь и смотришь на осень. А синяя…

— Какая ты романтичная девушка, — перебил Ник. Они уже приехали. — Пиши романы, у тебя получится.

— Я как раз собиралась, — тявкнула Лиса радостно. — Только не знаю, с чего начать.

— Начни с пармских фиалок, — буркнул Ник. — Дело сразу пойдет.

— Че, правда?..

В подъезде стояла лужа, должно быть, дождем налило, сильно пахло мочой, кошачьей и человеческой, отсыревшие стены были все залеплены объявлениями о купле-продаже «недвижимости», а также о ремонтах лоджий и санузлов. Лужу было никак не обойти, Ник шагнул прямо в середину. Ботинок моментально дал течь.

Вот так всегда. Почему получается, что у тети все время сыро, мрачно, вонь и тоска зеленая? Никакого другого цвета тоске они с Лисой пока не придумали.

Маленькие братья Галицкие к тете тащились неохотно. Приходилось подолгу сидеть за столом, тетя настаивала, что «без разрешения взрослых из-за стола вставать нельзя». Вот и приходилось сидеть, созерцая свеклу под майонезом, костистую селедку с луком колечками, чернослив, фаршированный грецким орехом, и рыбу под маринадом — ничего этого есть они, маленькие, не могли, а тетя настаивала. Как следует повозив по тарелкам и свеклу, и рыбу, они все же выходили на свободу, но словно под подписку о невыезде. Можно было сидеть на диване. А больше ничего нельзя. Во второй комнате у тети Веры была вечная свалка, невозможно пройти, и непонятно, как там жил брат Слава!.. А еще тетя непременно заставляла обоих братьев играть на пианино!.. Сандро это дело любил, но не любил тетю и с ходу начинал капризничать, а Ник не любил и пианино тоже, набычивался и отказывался наотрез. Несколько раз после гостевания у тети они даже ссорились с родителями. Родители определенными и раздраженными голосами говорили, что в гостях следует выполнять все прихоти хозяев, если тетя хочет, чтоб они играли, значит, должны сесть и играть!..

Совсем по-другому бывало у дедушки в Тбилиси!.. Весело, вкусно, солнечно, свободно!.. Дедушка внуков обожал, считал самыми лучшими детьми в природе, и когда Сандро играл на специально для него купленном немецком пианино, дедушка едва удерживался — то от счастливых слез, то от желания пуститься в пляс!.. Вот это жизнь!..

— Я буду разговаривать, — предупредил Ник Лису раздраженным голосом, — а ты молчи. Ни слова не произноси.

— Че это я должна молчать?..

Лифт затрясся, задребезжала отломанная наполовину стенная панель, и из последних сил поехал.

— А почему молчать? — шепотом спросила Лиса.

Лифт остановился. Ник подтолкнул Лису вперед и нажал привычную с детства холодную кнопку звонка. Звонок был заляпан зеленой масляной краской, это тоже помнилось с детства.

Резкий звук ударил словно на площадке. Лиса дернулась всем телом.

— Чего это у них? Не внутри, а снаружи звонит, что ли?..

Ник нажал еще раз.

— Дверь открыта! — тявкнула Лиса. — Смотри, Ник!..

Он толкнул коричневую створку.

— Тетя Вера! — позвал он и прислушался. — Это я, Коля!..

Ничего его не взволновало, ничего он не заподозрил. Должно быть, в мозгу была проложена четкая демаркационная линия: все, что связано с нами, не может иметь к тете Вере никакого отношения!..

— Тетя, у вас дверь открыта!

Ник вошел и сразу стал снимать ботинки, за ним осторожно вдвинулась Лиса.

— Сюда нельзя в обуви, — сказал Ник. — Снимай.

— Ник, — прошептала Лиса испуганно. — Тут что-то случилось. Я слышу.

— Что случилось?!..

И он пошел по коридору. Одна комната была по правую руку, вторая в торце. В коридоре стояли стулья, а на стульях лежали вещи.

— Тетя Вера!..

В большой комнате, той самой, где некогда накрывали стол с селедкой и свеклой под майонезом и где следовало музицировать, Ник обнаружил…

— Я же тебе говорила!.. — протявкала из-за спины Лиса, и у него немного просветлело в голове.

Тетя Вера лежала на полу. Руки у нее были связаны за спиной, и вся она прикручена к стулу. Рот завязан тряпкой.

От ужаса Ник взмок с головы до ног.

— Она умерла? — спросил он у Лисы, словно та могла знать.

В это время Вера захрипела и зашевелилась.

— Давай ее поднимем, быстро!..

Вдвоем они кое-как поставили стул на ножки — голова у тети свесилась и поникла. Лиса проворно развязывала тряпку, закрывавшую рот и нос.

— Принеси нож из кухни, — велел ей Ник. — Тетя Вера! Тетя Вера, вы… живы? Вы можете говорить?..

Лиса вернулась и стала совать ему нож, весь сальный и в крошках, и он еще разозлился из-за этого сального ножа и перчаток! Почему-то лапка Лисы, державшая нож, оказалась в тонкой кружевной перчатке с раструбом, сильно запачканной. Зачем она нацепила перчатки, идиотка?!

Ник разрезал веревки, швырнул нож и стал тащить тетю под мышки.

Вера стонала, и Ник сообразил, что одному ему ее не поднять.