Звезды и полосы навсегда! : фантастические произведения

— Или и то и другое сразу. — Дэвис подул на кофе, чтобы остудить его. — Пожалуй, я испытываю жалость к обычным солдатам, которые служат под началом таких безжалостных господ. Но недостаточно сильную, чтобы пожелать иного исхода. Вероломному Альбиону надо нанести фатальный удар, который заставит его полететь кувырком и не оставит иного выбора, кроме поисков мира.

— Но только не чересчур рано, — Линкольн вскинул руки, будто хотел придержать этот исход. — Мы оба согласны, что, пока идут бои, эта страна едина. Так что мы должны учитывать, что может случиться, как только пушки смолкнут. Тут кое-кто дожидается в соседней комнате, и я хочу вас познакомить. Это весьма мудрый человек, о котором я уже вам рассказывал. Человек, принесший мне новые идеи, новые направления, которые, полагаю, повлияют на наш общий план действий. Он тот самый натурфилософ, который исповедует тайное искусство экономической теории.

— Мне о ней ничего не известно.

— Мне было тоже неизвестно, пока он не растолковал. С его помощью, полагаю, мы сможем найти способ уладить наши противоречия, перевязать раны и повести эту страну навстречу гордому единому будущему.

— Если он может сделать это, то я провозглашу его чудотворцем!

— Может, он и есть чудотворец. Но определенно он ставит свободу выше страны, ибо, помимо прочего, он еще и англичанин.

Дэвис не знал, что сказать, ибо загадочные материи финансов и экономики всегда были свыше его понимания. Он солдат, по нужде занявшийся политикой и испытывающий только одно желание — оказаться на поле боя во главе войск. Он лишь заерзал и поднялся, когда в комнату вошел седовласый философ. Линкольн представил его Джефферсону Дэвису, и они вежливо беседовали, пока Николай не вышел и не закрыл дверь. Только тогда президент вернулся к проблемам, стоящим перед ними.

— Вы знаете, мистер Милл, что ваша страна вторглась не только на Север, но и на Юг?

— Знаю. Не могу этого понять или объяснить. Могу лишь молиться, чтобы ваши объединенные войска смогли противостоять этому нападению.

— Мы тоже, сэр, — начал Линкольн и замялся, ломая длинные пальцы и ломая голову о том, что же можно открыть. Все, наконец решил он. Чтобы Милл мог помочь, ему следует открыть все мысли, каждое решение. — Воюющие стороны в нашей гражданской войне пришли к обоюдному соглашению о заключении перемирия, чтобы дать отпор общему врагу. Страна снова едина, но мы боимся, что вражда возобновится, как только бои закончатся. Однако я должен быть с вами откровенным и поведать все наши страхи и надежды на будущее, попросив ни с кем не делиться тем, что вы сегодня здесь услышите.

— Даю вам слово, господин президент.

— Мысли наши просты. Когда эта война, хочется надеяться, против захватчиков будет выиграна, сможем ли мы и дальше наслаждаться миром, ныне воцарившимся между недавно воевавшими штатами? И сможем ли мы каким-либо образом найти способ положить конец ужасной войне между штатами, ныне приостановленной?

— Конечно, можете, — спокойно и уверенно сказал Милл с откровенным удовлетворением и уверенностью. — Если вы сильны в своей решимости, я могу указать вам дорогу, каковая сделает этот мир возможным. Я воздержусь от попыток читать вам лекцию, джентльмены, но имеются определенные факты, которые следует тщательнейшим образом учесть. Нам следует помнить уроки прошлого, дабы не повторять их. Я прибыл из Европы, скованный своим прошлым, а ваша страна свободна от него. Вы, конечно, помните, что всего несколько лет назад в Европе были опасные политические волнения. Она стара, и идеи ее стары.

Говоря, он расхаживал по комнате, время от времени назидательно подымая указательный палец, чтобы подчеркнуть какую-либо мысль.

— На сей раз французское правительство показало себя совершенно косным, действующим исключительно из самых низменных и эгоистических побуждений. Французский народ хотел перемен и готов был встать на баррикады, чтобы умирать за лучшее будущее. И что же случилось? Режим жирного короля средних классов Луи Филиппа не мог справиться с этим кризисом. Король бежал в Англию, а рабочий люд Парижа восстал как один и поднял красный флаг над отелем «Де Виль». И каков же был ответ? Парижские толпы были усмирены национальной гвардией ценой десяти тысяч убитых. Затем Луи Наполеон положил конец Второй республике и основал Вторую империю.

В Бельгии напуганный король хотел отречься от престола. В конце концов правительство позволило ему остаться, и он в благодарность запретил собрания. В Германии были возведены баррикады. Затем были призваны войска, и мятежных граждан расстреляли. В Пруссии по-прежнему нет ни парламента, ни свободы речи, ни права собраний, ни свободы слова или суда присяжных, ни терпимости к идеям, отклоняющимся хотя бы на волосок от архаичного представления о священном праве королей.

— Вы Высказываете весьма сильные мнения в своих наблюдениях, — заметил Линкольн.