Звезды исчезают на рассвете

Пробило семь часов. Феллс сидел за письменным столом в углу гостиной и писал письмо.

«Дорогая Танжер!

Благодарю вас за ваше письмо. Вы, безусловно, правы во всем. Вчера я побеседовал с К. Он рассказал мне все о вас и ясно дал понять, почему он вам посоветовал уехать из Лондона. Он прав, полагая, что нам с вами в данный момент лучше не видеться. Он думает, что мой мозг, сосредоточенный на выполнении важного поручения, подведет меня оттого, что я вас люблю. Но он ошибается. Я столько лет отдал этой работе, что совершенно ясно представляю себе, что не имею права нарушать планы Куэйла. Но Куэйл никогда ничего не оставляет на волю случая. Он очень предусмотрителен и смел, возможно, больше, чем кто бы то ни было из нас, так как, постоянно рискуя, он заботится и волнуется о тех, кто выполняет его задания. Я надеюсь выполнить его поручение в точности. Если мне все удастся, то мы сможем реализовать наши планы и, возможно, будем счастливы».

Письмо скользнуло в щель почтового ящика на углу. Вернувшись, он застал в коридоре свою квартирную хозяйку. Она сказала:

— Господин, которого вы ожидали, пришел. Я велела ему подняться к вам.

— Спасибо, — поблагодарил Феллс и пошел вверх по лестнице.

В комнате перед камином стоял Фоуден. Он расстегнул пальто и положил шляпу на стул. Правую руку он держал в кармане пальто. В левой дымилась сигарета. Феллс тихо закрыл за собой дверь и с дружелюбной улыбкой посмотрел на Фоудена.

— Привет, Феллс! — сказал Фоуден. — Счастлив вас видеть.

— Снимите пальто, — предложил Феллс.

— Спасибо, — ответил Фоуден. — Он снял пальто и повесил на стул, где уже лежала его шляпа. Он вернулся к камину и сказал спокойным тоном:

— Давайте сразу устраним формальности. Я думаю, вы знаете, кто я такой.

— Нет, — ответил Феллс. — Но могу сравнительно легко догадаться.

— Ваша догадка верна, — кивнул Фоуден. — Я — Эмиль Райнек, к вашим услугам. Я полагаю, что могу считать себя доверенным лицом герра Шликена.

С этими словами он протянул ладонь для рукопожатия. Феллс, все так же с улыбкой, пересек комнату и пожал ему руку.

— Это значительно упрощает процедуру, — сказал он, — но, по-видимому, будет лучше, если я и в дальнейшем буду называть вас Фоуденом.

— Почему бы и нет? Фамилия достаточно забавная, да к тому же успела сослужить неплохую службу. Значит, до того, как мне удастся отряхнуть английскую пыль с башмаков, я буду зваться Фоуденом.

— Вы владеете английским в совершенстве, — констатировал Феллс. — Я всегда восхищался тем, как Шликену удается вышколить свой персонал.

— Я и должен владеть языком в совершенстве. В этой стране я провел около десяти лет. Знаете ли, — сообщил он в неожиданном приливе гордости, — я даже могу разговаривать с манчестерским произношением!

— У вас еще одно бесценное качество, — заметил Феллс — Вы, кажется, не обделены чувством юмора, что, в общем-то, не характерно для агентов Шликена.

— Между нами, — небрежно заметил Фоуден, — зачастую агенты Шликена принимают себя чересчур всерьез. Чтобы успешно заниматься моей работой, надо быть готовым ко всему, а в таком случае чувство юмора нисколько не помешает. Вам, например, не кажется, что мы с вами находимся в довольно-таки забавном положении?

— Да, в чертовски забавном, — согласился Феллс. — Почти невероятном.

— Вот именно, — сказал Фоуден. — Тем не менее, все просто! Давайте-ка присядем. Я хотел бы вам кое-что объяснить. По крайней мере, это входит в мои обязанности.

Они оба устроились поближе к огню.

— Вот вкратце положение дел, — начал Фоуден. — Вы сами должны его оценить. Вы знаете, что война началась довольно неожиданно для нас. Мы не думали, что англичане пустят все ко дну в течение двух или трех месяцев. Когда была объявлена война, я находился в Берлине у Шликена. Мы сверили списки всех агентов, находящихся на службе. Многие агенты наружной разведки и сотрудники секретных служб не успели вернуться в Германию. Они были рассеяны по всему свету. На месте Шликена многие приложили бы нечеловеческие усилия для их репатриации и наверняка потеряли бы половину. Вернуться смогли бы от силы пятьдесят процентов, и что толку? — он с удовольствием выпустил облако синеватого дыма и продолжал: