Младший лейтенант с перебинтованной головой, весь в пороховой гари, находился у прицела орудия, тяжелораненый башенный стрелок лежал на днище танка.
Глаза Каролиева радостно заблестели, когда он узнал комбата.
Хохряков же, словно не заметив, что раненый младший лейтенант держится на пределе сил, бодро произнес:
— Как дела, Урусбек? Живой?
— Живой, товарищ командир. А дела — жаксы!
Оба засмеялись, вспомнив разговор на окраине Судилкова, где Хохряков инспектировал экипаж гвардии младшего лейтенанта.
— Ну, спасибо, Урусбек, за жаксы! Мы — к тебе на подкрепление.
Хохряков устроился у прицела пушки, за рычаги управления сел недавно прибывший в батальон лейтенант Александр Задачин. Заряжающим и пулеметчиком стали соответственно Монакин и Титов.
Позже военный историк и писатель Михаил Брагин в книге «От Москвы до Берлина» так описал эту героическую схватку офицерского экипажа с врагом!
Уже все перешли мост, а Хохряков еще маневрирует на фланге противника, бьет, отходит и снова бьет. Ранен в руку лейтенант Задачин, но продолжает вести танк. Ранен и сам Хохряков, но продолжает вести огонь. С волнением следят из-за реки и с наблюдательных пунктов за неравной героической борьбой. Давно дан сигнал Хохрякову отходить. Уже саперы (капитана Лысенко. — Авт.) заминировали мост. Но они знают и любят Хохрякова. И вот герой-сапер под пулеметным огнем спускается у моста в воду, держа в руках провода для взрыва. Коченеет, но ждет, пока отойдет по мосту Хохряков. А он, раненный, лишенный возможности стрелять, садится с биноклем на башню и корректирует огонь лейтенанта Титова…
Хохряков не уступил позиции врагу и тогда, когда был подбит гитлеровцами последний танк батальона. И лишь когда по мосту была переправлена последняя повозка с ранеными, отошел Хохряков с товарищами, ведя огонь по-пехотному — из снятого танкового пулемета. Здесь он был ранен вторично в левую руку. Укрывшись за холмом на берегу, Титов и немного оправившийся после контузии Павлов перевязали рану командиру. А через некоторое время Хохряков уже стоял на крыле тяжелого самоходного орудия, которое подвернулось ему у самой переправы. Он корректировал огонь самоходки по танкам противника за рекой.
Два «тигра», пытавшиеся все же захватить переправу, были подбиты меткими выстрелами нашей самоходки.
Внезапно в воздухе над мостом завыли «фоккеры». Они неожиданно атаковали танкистов с тыла. Серия мелких осколочных бомб угодила рядом с самоходкой Хохрякова. Осколки попали в грудь отважного комбата и в обе руки. Теряя сознание от обильного кровотечения, Хохряков упал рядом с машиной.
Подоспевший к месту боя со свежими подразделениями танков заместитель командира бригады полковник Козинский приказал:
— Немедленно в медсанбат!
Хохрякова вместе с лейтенантом Павловым, получившим новое ранение на переправе, повезли в тыл. По дороге Хохряков бредил: подавал команды, звал по именам и фамилиям командиров, требовал огня поддерживающей артиллерии, посылал в обход противника экипажи своих любимцев.
А навстречу санитарному обозу к месту боя шли отремонтированные танки во главе с начальником штаба батальона Иваном Урсуловым. Он теперь снова возглавил батальон. Оставшиеся в строю офицеры подразделения, спаянные мужеством и мастерством любимого комбата, продолжали действовать по-хохряковски.
В особенно трудных случаях боя они как бы спрашивали себя: «Как действовал бы Хохряков? Как поступил бы сейчас?» И не забывали о главном: личный пример офицера в бою не заменить ничем. Ибо слово зовет, а пример ведет.
Хохрякова до медсанбата и в госпиталь, разместившийся в одной из школ Староконстантинова, сопровождал лейтенант Павлов. Еще совсем не оправившись от контузии, с перевязанными ранами, он неотступно бодрствовал у постели бредившего комбата. Лишь после операции, когда состояние Хохрякова пошло на улучшение, Павлов, к тому времени подлечивший свои раны, возвратился в батальон.