Озеро расплавленной меди медленно подбиралось к Фойлу.
- Если он сейчас же не вылезет, то зажарится заживо.
- Ему надо подсказать, что делать.
Они начали кричать:
- Фойл! Фойл! Фойл!
Горящий человек в лабиринте продолжал слабо копошиться. Поток шипящего металла усилился.
- Фойл! Поверни влево. Ты слышишь? Фойл?! Поверни влево и лезь наверх. Потом... Фойл!
- Он не слушает... Фойл! Гулли Фойл! Ты слышишь?
- Надо послать за Джизбеллой. Может быть, он её послушает.
- Нет, за Робин. Она телесенд. Её он точно услышит.
- Но согласится ли она? Спасти именно его?
- Ей придётся. Это больше, чем ненависть. Это больше, чем всё на свете. Я приведу её.
Йанг-Йовил повернулся, но Дагенхем остановил его:
- Погоди, Йео. Взгляни, он мерцает.
- Мерцает?
- Смотри! Он... мерцает как светлячок. Вот! Вот он есть, и вот его нет.
Фигура Фойла непрерывно появлялась, исчезала и тут же появлялась опять; он напоминал попавшего в огненную ловушку мотылька.
- Что это? Что он пытается сделать? Что происходит?
Он пытался спастись. Как пойманный мотылёк, как морская птица, влетевшая в пылающую жаровню маячного огня, он исступлённо бился... почерневшее, горящее создание, отчаянно кидающееся в неведомое.
Звук он видел, воспринимал его как странной формы свет. Он видел звук его выкрикнутого имени, в ярких ритмах:
ФОЙЛФОЙЛФОЙЛФОЙЛ
ФОЙЛФОЙЛФОЙЛФОЙЛ
ФОЙЛФОЙЛФОЙЛФОЙЛ
ФОЙЛФОЙЛФОЙЛФОЙЛ
ФОЙЛФОЙЛФОЙЛФОЙЛ
Движение казалось ему звуком. Он слышал корчащееся пламя, он слышал водовороты дыма, он слышал мерцающие, глумящиеся тени... Все обращались к нему на странных языках.
- БУРУУ ГИАР РУУАУ РЖЖИНТ? - вопрошал пар.
- Аш. Ашша. Кири-тики-зи мдик, - отвечали мельтешащие тени.
- ОООх. Ааах, Хиии, Ччиии. ОООо, Аааа, - кричали волны жара. - Ааах. Мааа. Пааа. Лааааа!
Даже огоньки его собственной тлеющей одежды бессвязно болтали ему в уши.
- МАНГЕРГЕЙСТМАНН! - ревели они. - УНТРАКИНСТЕЙН ГАН ЗЕЛЬСФУРСТИНЛАСТЭНБРУГГ!
Цвет был болью... жаром, стужей, давлением; ощущением непереносимых высот и захватывающих дух глубин, колоссальных ускорений и убийственных сжатий.
КРАСНОЕ ОТСТУПИЛО
ЗЕЛЁНЫЙ СВЕТ НАБРОСИЛСЯ
ИНДИГО С ТОШНОТВОРНОЙ СКОРОСТЬЮ ЗАСКОЛЬЗИЛО ВОЛНАМИ, СЛОВНО СУДОРОЖНО ТРЕПЕЩУЩАЯ ЗМЕЯ
Осязание было вкусом... Прикосновение к дереву отдавало во рту кислотой и мелом, металл был солью, камень казался кисло-сладким на ощупь, ощущение стекла липло к нёбу как приторное пирожное.
Запах был прикосновением... Раскалённый камень пах, как ласкающий щёку бархат. Дым и пепел были грубым твидом, натирающим кожу, почти что мокрой парусиной. От расплавленного металла несло яростно колотящимся сердцем; ионизация от взрыва ПирЕ наполнила воздух озоном, пахшим как сочащаяся сквозь пальцы вода.
Фойл не был слеп, не был глух, не лишился чувств. Ощущения поступали к нему; но поступали профильтрованные через нервную систему исковерканную, перепутанную и короткозамкнутую шоком от взрыва ПирЕ. Он находился во власти синестезии, того редкого состояния, когда органы чувств воспринимают информацию от объективного мира и передают её в мозг, но там все ощущения путаются и перемешиваются друг с другом. Звук выражался светом, движение - звуком, цвета казались болью, прикосновения - вкусом, запах - прикосновением. Фойл не просто затерялся в адском лабиринте под собором Святого Патрика; он затерялся в калейдоскопической мешанине собственных чувств.
Снова доведённый до отчаяния, на самой грани смерти, он отказался от всех устоев и привычек жизни; или, может быть, они были с него сорваны. Из сформированного опытом и окружающей средой существа Фойл превратился в первобытное создание, жаждущее спастись и выжить и делающее для этого всё возможное. И снова, как два года назад, произошло чудо.
Вся энергия человеческого организма целиком, каждой клетки, каждого нерва, мускула, фибра питала эту жажду, и снова Фойл джантировал в космос.
Его несло по геопространственным линиям искривлённой Вселенной со скоростью мысли, далеко превосходящей скорость света. Пространственная скорость была столь пугающе велика, что временная ось отошла от вертикальной линии, начертанной от Прошлого через Настоящее в Будущее. Он мчался по новой, почти горизонтальной оси, по новой геопространственной линии, движимый неисчерпаемым потенциалом человеческого мозга, не обузданного более концепциями невозможного.