Я пришла в точно назначенное время и рассказала Ивану Ивановичу, зачем я его искала в Плютах.
– Я прошу вас позвонить Юрию Александровичу Завадскому и рассказать обо мне.
Он ответил, что не может звонить Завадскому, хотя действительно с ним знаком, но правила гостеприимства таковы, что тогда надо пригласить его встретиться. Однако Иван Иванович на это не имеет ни времени, ни возможностей, и вообще его семья сейчас не в Киеве… Словом, есть масса сложностей.
И тогда я сказала, что брала с собою в Плюты почтовую бумагу и конверт, зная, что оттуда невозможно позвонить.
– Я не скажу Завадскому о том, что вы в Киеве, – и протянула ему бумагу и конверт.
Иван Иванович внимательно, долго на меня смотрел, потом взял бумагу. Пока он писал, я сидела молча, сердце у меня вылетало из груди от напряжения и волнения. Когда Иван Иванович закончил, он протянул мне листок и сказал:
– Прочтите, я потом запечатаю.
Это был очень хороший отзыв обо мне. Просто великолепный.
Отзыв растрогал меня до слез. Второй раз Иван Иванович приходил мне на помощь. Ведь это он на следующий день после памятного мне собрания привел в чувство оголтелую комсомольскую «братву».
Я отнесла это письмо Завадскому – отдала в коридоре Оперного театра. Стала ждать, что меня позовут на показ. Звонила-названивала, спрашивала. В конце концов проела все деньги, какие у меня были, и почувствовала, что, как говорили в войну, костлявая рука голода скоро схватит меня за горло. Шутка шуткой, но есть надо было каждый день. Требовалось как-то решать эту проблему, услышать «да» или «нет».
Помню, позвонила в очередной раз Завадскому и, может быть, была в разговоре излишне резка. Он спросил с недоумением:
– А что, собственно говоря, вам нужно?
Я ответила уже спокойнее:
– Чтобы меня прослушали.
Юрий Александрович назначил время. На последние деньги я купила пару чулок своей партнерше, моей однокурснице, чтобы она не чувствовала себя обойденной. Ради меня она не уехала из Киева на каникулы, задержалась, и мне хотелось ее поблагодарить. Нынешние выпускницы театральных институтов мне не поверят, но для нас чулки были тогда большой роскошью. Сказала подруге:
– Смотреть ведь нас будут двоих, а кого возьмут – неизвестно.
Я не обманывала: моя партнерша-однокурсница тоже получила возможность себя показать. А дальше – как сложится…
И мы отправились. Собрался художественный совет, внимательно нас посмотрели, ничего мне не говорили. Я показывала отрывок из дипломного спектакля «Не называя фамилий» В. Минко. Моя глупенькая Поэма вторично напомнила о себе.