— В форме допроса — вот в каком. Мало ли что в нашей с вами работе может случиться? Вот мы и заговорим в официальном тоне!
— Хорошо, Семен Семенович. Тон я сменю. Давайте попроще. Только, прошу заметить, разговор не о пустяках. Так что в сторону церемонии.
— Вам не понравилось: мало мяса. А знаете, сколько стоит вся дневная норма питания учащихся?
Я не поверил ушам своим. Или он принимает меня за верхогляда, которому ничего не дано знать?
— Девяносто семь копеек в день! — отчеканил Семен Семенович. Видно, решил вконец огорошить.
— Так сколько же вам надо мяса для учащихся? В один обед? В одном блюде?! — воскликнул многоопытный зав. производством.
— Кажется, вы не поняли. Или я сказал не так ясно, — стараясь оставаться как можно спокойнее, я пытался повернуть разговор по другому руслу. — Я спросил: почему выдаете по тридцать пять граммов, когда мой заместитель вчера подписал калькуляцию на семьдесят граммов?
— Ну, что ж, — Семен Семенович скучающе побарабанил пальцами по столу. — Значит, вы серьезно надумали сделать мне каверзу. Значит, вы не зря составляли акт, так, что ли?
Опять получился вопрос. Выходит, снова мне отвечать.
— Нет, Семен Семенович, вы неправильно поняли. Вижу, неплохой вы работник, опытный, я не хотел бы расставаться с вами. Тем более, что снимать уж мы будем основательно. Так, чтобы наша столовая для вас стала последней.
— Вот как? Интересно… — Семен Семенович поерзал на стуле. — А сможете? Надеюсь, вы знаете, что я подчиняюсь управлению «Главпита»? Да что, в конце концов, вам делать нечего: будете заниматься чужими делами!
— Чужими? Как чужими?! Это верно, дело хлопотное, Семен Семенович. Но если уж пойдет оно и дальше таким образом, то почему бы, в назиданье другим, не довести дело до конца?
Зав. производством обернулся ко мне лицом.
— Ну, и что же вы собираетесь делать?
— Я тоже хотел задать вопрос вроде этого? Что будем дальше делать? Работать будем или в самом деле нам пора уже расставаться?
— Хорошо. Какой вы хотите от меня работы? Вообще, чего вы от меня хотите, чтобы вместе работать?
— Во-первых, я бы хотел, чтоб вы работали с нами в контакте. Всегда. А не так: вы — свое, мы — свое, и друг дружке — враги. Мы будем приглашать и на оперативки. Когда надо.
— Что ж тут такого, особенного. Могу присутствовать. А дальше?
Он ясно понимал ситуацию. Это уже походило на деловой разговор.
— Во-вторых… Заметьте, не во-первых, а во-вторых. Но с этим вот, с этой недодачей… Не будем уж это называть кражей…
Семен Семенович вскинулся, тряхнул чубом в негодовании, испепелил меня орлиным своим взором. Старше меня, а пофрантоватее будет. Куда мне! И взор в самом деле орлиный…
— С этим надо кончать, дорогой Семен Семенович. Не должно быть этого никогда больше.
— Ну, если уж меня за жулика…
— Я сказал: не будем называть кражей. Только чтобы никогда больше не было такого…
— Вот интересно! Поставить вас на выдачу: посмотреть, как у вас получится. Лишнее положите — вылетите в трубу, недовесите — вот такой же подойдет, вроде вас, взвесит, составит акт и — пожалуйста, меняй работу.
Он стоял передо мной, тучный, рослый. Я тоже встал.
Стоящий перед сидящим имеет психологическое преимущество. Вторично усадить Семена Семеновича на стул, по-моему, не представлялось возможным, но я не хотел оставлять ему никакого преимущества, даже психологического. Семен Семенович не заслужил преимущества. И я встал тоже, вышел из-за стола.
— Менять место работы больше не будете. Если что, уйдете совсем, на другую работу. Но не в этом дело, Семен Семенович. Вот, хотите, я определю ваш собственный вес, с точностью до… до килограмма, Семен Семенович?..
По-видимому, его устраивала перемена в моем настроении, хотя и не вполне понятная. Он тут же подхватил мой легковесный тон, слегка подхихикнув:
— Давайте, попробуйте, Юрий Иванович.
— Восемьдесят шесть — восемьдесят семь килограммов, — сказал я, как бы нацеливаясь на него глазом.
— Верно! Только не угадали: восемьдесят пять.
— Ну, это еще проверить надо. К тому же я предупреждал: плюс-минус один килограмм.
Семен Семенович развеселился. Простовато хлопнул себя по бедрам. Впрочем, что-то еще беспокоило. Какой-то вопрос таился в его глазах, теплился, как уголек, подернутый легким пеплом.
— А знаете, к чему я завел этот разговор?
— Любопытно, Юрий Иванович.
Ага, вот он, вопрос, который в глазах теплился. Острым, пронзительным глазом человек сторожил мое слово.
— Когда-то я занимался спортом, Семен Семенович. Таким, где надо спортсменов взвешивать. Меня взвешивали, я взвешивал. И, знаете, набил глаз. Десять лет — все-таки опыт… А как же вы лет пятнадцать, больше даже, работаете… Как же вы до сих пор не научились отличать на глаз: где сто граммов, где пятьдесят? Что ж вы такой неспособный, Семен Семенович?
— Так вы что же, выходит, не верите? Выходит, считаете меня все-таки жуликом?
— Не верю, Семен Семенович! И никто вам никогда не поверит. И давайте не будем рассказывать басни, будто вы не можете на глаз отличить пятьдесят граммов от ста. Тридцать пять от семидесяти.
— Хорошо! Станьте на мое место!