Звезды на росстани

— Его у нас, помню, выбрали в председатели месткома. Плоховато работал, прямо скажу. Не так, чтобы уж совсем развалил, но что ни одного собранья не подготовил — это точно. Ходят все, возмущаются, один он посмеивается. Я молчу. Как, думаю, человек в конце концов выкрутится на отчетно-выборном-то. А он закатил доклад!.. Я диву дался: откуда что взял человек. И наковырял ведь: то делали, другое делали. Да за год-то мало ли сделали! И я первый его похвалил! Сдержанно, а все же похвалил. И доклад отметили. И работу признали удовлетворительной. А? Что? Вот… И тут не хиханьки нужны, ты это брось, тут надо учиться уму-разуму. А хотя бы и у него.

— Но в председатели он больше не вышел? — полюбопытствовал я между делом.

— Да ему на что это? Он и так уважаемый работник. Авторитет приобрел… Вот чем смеяться, ты поучился бы. Друзья, можно сказать, а как-то у тебя все не так. Много больно всякого в тебе лишнего: благородство не благородство, из книжек все…

Гулякин вздохнул. Забота о молодых, как видно, не просто ему давалась.

— Воспитание там у тебя, конечно, поставлено, претензий нет. Винтик, что ли, какой срабатывает, секреты знаешь. Вот и опиши. Обдумай все по порядку, план составь. Конкурсы и все там прочее. И не торопись пока. Думай… Это вот первое тебе заданье. Тут из комсомола приехали: дело серьезное, потому я это дело тебе не одному поручаю. С Иволгиным вот. Он поопытнее тебя.

Иволгин склонил голову, как бы говоря: к вашим услугам и мой опыт, и все прочее. На мое осторожное замечание: не пригласить ли, поскольку дело серьезное, корреспондента из молодежной газеты, — оба замахали руками: вечно ты с собственными идеями, человече.

Я почувствовал себя мальчиком на уроке, не поднявшим руки.

— А есть и еще одно дело, — Гулякин помолчал, выпрямился. — Большое дело. Государственной важности. Будем открывать училище в Нефтеречинске.

Было не совсем ясно, какое отношение ко мне имеет открытие училища. Да и к тому вопросу, к задаче, которую я уже принял как директиву. Ведь забота открытия училищ, сколько я понимаю, лежит на управлении, на таких вот, как Иволгин.

— Но в том-то и дело, что открывать покамест не надо. Вообще, давай не лезь поперед батьки в пекло. Соблюдай субординацию. Знаешь такое слово?

Задребезжало кресло под Иволгиным. Похоже, и он брал слово, не дожидаясь разрешения батьки:

— Ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак…

Силен Иволгин. Начальник хохотал от души.

— Сами тормозим, не открываем, — сказал Гулякин, все еще подхихикивая над кратким определением слова субординация. — Не положено открывать по нашим инструкциям. А с нас требуют. И он ездил, — указал Гулякин на Иволгина. — Стоял на своем, но — требуют, не слазят. Зачем его снова посылать? Другого надо… Конечно, дело это не твое, управленческое, но… как поглядеть. Раз наше — значит, оно и твое. Вот на тебе и остановились. Надо, чтобы понастырней был, лучше из директоров. Именем управления действовал бы, а отвечал сам по себе. С тебя-то, с молодого, как с гуся вода…

До сути дела далеко было, как до звезды небесной, многое из сказанного было неясно. Директора по службе нередко участвуют в межведомственных диспутах, защищая систему профтехобразования, часто управления и главки посылают именно их представителями своей системы, как искушенных в делах. Но тут-то речь шла обо мне. Неискушенном и малоопытном.

— Есть там управляющий трестом, Балтин. Из молодых, да ранних, как ты. И упрямый — не лучше тебя.

Я завозился, устраиваясь поудобнее в кресле.

— Что? — спросил начальник, наклоняя вперед голову.

— Спасибо, говорю. Хорошая аттестация.

— Хэх… Рта не дает открыть. Удивляюсь, Авенир Палыч! — откликнулся его напарник.

Иволгин смотрел на меня прямо-таки изумленным взором. Осуждающе, кротко эдак покачивал головой. Под сим молчаливым упреком не мог не почувствовать я себя в чем-то виновным. В нарушении субординации, что ли.

Я раньше видел такие глаза, чуть навыкате. Давно я знаю их. Они не то, что несправедливы, нет, лживы они.

— Так в чем состоит моя миссия? Слушаю, Авенир Палыч.

— Ну, этот вот самый Балтин задумал открывать училище. Ему надо, чтобы строители и другие рабочие варились прямо у него под носом… — Гулякин остановился, чтобы впечатление от первых его слов проверить на Иволгине, бодро кивающем в знак согласия.

— Для нас это необходимо — открывать училища, — ввернул Иволгин со значением, чтобы я, чего доброго, не подумал наоборот. — Расширять систему, утверждать себя на земле. И в партийных решениях записано…

— Так в чем же дело, Иволгин?

Он тонко, с намеком на какие-то, пока еще не выясненные, обстоятельства улыбался и кивал мне головой, чтобы я теперь обернулся и внимательно, хорошо слушал начальника. Гулякин спросил:

— Вот ты как раз после войны и учился в училище. Какие у вас были условия, давай расскажи-ка?

— Какие тогда были условия? — Я обвел глазами просторный кабинет начальника. — Парты, доска. Мастерские в три смены работали. В общежитии двухъярусные койки, чтобы нас побольше вошло. Столовой своей не было…