Звезды над обрывом

– И мне жаль, Антон Парменович, – искренне заверил Ибриш. – Вы меня простите. Я же понимаю, что вы полгода напрасно на меня убили. Но по-другому никак не могу.

Заведующий вытащил из ящика стола несколько кредиток, протянул их Ибришу. Тот покачал головой:

– Не возьму.

– Это не милостыня, Беркулов, – сердито сказал Семёнов. – Это твоя зарплата за март плюс премиальные. Купишь подарков матери и сёстрам. Жаль, мозгов тебе купить не удастся. Иначе бы я из Совета командиров вытряс сумму позначительней.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Ибриш, пряча деньги.

– Когда думаешь уходить?

– Сейчас.

– Что ж, прощай. Если всё же передумаешь – возвращайся. Все будут рады.

Ибриш мягко улыбнулся – и по его улыбке заведующий колонии понял, что больше никогда не увидит этого парня.

Ибриш ушёл вечером того же дня, не оставшись даже на ужин. Парни из бригады сначала отказывались верить в его уход. Затем, поняв, что всё серьёзно, потемнели, сухо, сквозь зубы попрощались, не подав Ибришу руки, и, не обернувшись, ушли в столовую. Ибриш не обиделся: он понимал, что для этих ребят его уход – предательство. Гораздо сильнее его резануло расстроенное лицо библиотекарши Оли.

– Эх ты, Беркулов… Я думала – ты человек, а ты…

– А я – цыган, – без улыбки сказал он. Оля нахмурилась. Взяла у него из рук растрёпанного «Пятнадцатилетнего капитана», холодно кивнула и ушла в глубину библиотеки.

Проводить Ибриша за ворота колонии вышел один Наганов.

– Пацаны-то тебя не вздуют потом? – наполовину всерьёз спросил Ибриш.

– Да за что ж это, господи? – ухмыльнулся Мотька. – Ну, смотри, горе моё… Осторожней там, на волюшке. В другой раз ежели попадёшься – сядешь уж по-взрослому! Не сюда, а в лагерь!

– Знаю. Прощай. Может, свидимся когда.

– Джидэ яваса – на мэраса, морэ[59]! – В сощурившихся глазах Мотьки заскакали черти. – Джя дэвлэса[60]!

– Да твою ж мать! – с чувством сказал Ибриш, останавливаясь посреди тротуара. – Так ты всё-таки… Какого чёрта молчал полгода?! Из каких ты цыган, сукин сын?!

– А вот и ни разу и не цыган! – расхохотался Мотька, заразительно блестя зубами. – Тётка – да! А я – нет!

– Как тётку зовут?! Отвечай, зараза, не то морду набью!

– Нина! Нина Баулова, артистка! Не слыхал?

– Я московских цыган никого не знаю, – проворчал Ибриш. – А ты, если чего, приходи к нам в табор. Мы – кишинёвцы, мунзулешти, отца Беркуло зовут, мать – Симой. Мало ли, вдруг с лётной школой не пройдёт. Или если чего натворишь, и спрятаться надо будет. У нас и укроют, и вопросов не зададут.

– Запомню, – без улыбки сказал Матвей. – Авось свидимся ещё. Будь здоров, бандитская морда!

– Из самолёта своего, как полетишь, смотри не выпади! – не остался в долгу Ибриш. – Вот позорище-то – задом кверху через облака летишь, орёшь-материшься, ветер щеками хлопает…

Парни расхохотались. Крепко, сильно обнялись. Затем Матвей шагнул за ворота колонии. Ибриш махнул рукой вслед, сунул руки в карманы пиджака и неслышной, аккуратной походкой пошёл вдоль тротуара, поглядывая на вывески магазинов.

Через месяц он был уже в своём таборе.

…– Да ты будешь есть, или нет? Я всю ночь в подушках котелок держала, чтобы не остыл, а он?!. Мальчик! Положи книжищу свою, кому говорю! Поешь и спи! – Сима, сердясь, заглянула в шатёр. – Ты слушаться будешь?!

– Сейчас, Сима, сейчас, – улыбнулся Ибриш, откладывая книгу. Две из тех, что он взял сегодня ночью в чужом доме, оказались незнакомыми. Названия «Отверженные» и «Огненный ангел» ничего Ибришу не говорили. Но третьей – «Тарасу Бульбе» – он обрадовался как родному брату и, задвинув новые книги под перину, с жадностью глотал строки о лихих запорожцах. Кто-то несколько раз заглянул в шатёр. Кажется, это даже была Лидка. Кажется, она что-то говорила ему. Но Ибриш, отчётливо понимая, что ведёт себя по-свински, только отмахнулся не поднимая глаз.

Обижать Симу, однако, ему вовсе не хотелось. Ибриш скрепя сердце отложил книгу.

– Куда, ну куда твои книжки денутся? – бурчала мачеха, бухая на скатёрку котелок и разворачивая хлеб. – Вот, ещё горячее, вкусно – сил нет! Давай, ешь… А это что такое?

– А, это… Забыл совсем! – Ибриш только сейчас вспомнил о маленьком свёртке, который нашёл на полке с книгами в чужом доме и не глядя сунул за пазуху. – Это тоже из того дома! Нашим же отдать надо…

Подавив зевок, он развернул свёрток из мягкой голубой бумаги – и перед глазами блеснуло золото, камни… Украшений было немного – пара серёг, цепочка с кулоном из крохотного изумруда, два серебряных браслета с красивыми синими камешками и большое золотое кольцо. Ибриш восхищённо покатал его на ладони. Кольцо было сделано в виде переплетающихся виноградных лоз. В короне из листьев лежала гроздь тяжёлых, тёмно-красных гранатов. Любуясь игрой камней на солнце, Ибриш вдруг услышал, как ахнула за его спиной Сима.

– Что ты? – обернулся он – и испугался всерьёз, увидев побелевшее лицо мачехи. Кольцо упало в примятую траву возле костра. Ибриш схватил Симу за плечи. – Что ты? Симка? Что?!.