Звезды над обрывом

«Сейчас вернёмся на то же самое место – и окажется, что эта Нина-Молдаванка та самая артистка обворованная и есть, только переехала!» – обречённо думал он. Симу, видимо, обуревали те же сомнения: она нервно выбросила едва раскуренную папиросу и зло выругалась в ответ на шутливое предложение каких-то гуляк с гитарой «сплясать «цыганочку».

Вдали уже показалась знакомая кирпичная церквушка – и там очередная продавщица-моссельпромовка указала загорелой рукой совсем в другую сторону:

– Во-он туда, цыгане, через Устьинский мост идите! А там всего-ничего вверх – и будет вам Солянка!

– Да ты не ошиблась ли, ласковая? – задыхаясь от волнения, спросила Сима. – Точно ль нам туда? Не дальше? Не вон за ту церковку красную?

– С чего это я ошибусь, когда шестой год тут стою? – обиделась продавщица. – Там, за церковкой – Таганка, Болваны, Рогожка… а Солянка – это вот тут! Истинно тебе говорю, не вру – ручку не позолотишь ли, красавица?

Симка ахнула – и, взмахнув руками, засмеялась так облегчённо и заливисто, что Ибриш невольно начал улыбаться. Усмехнулась, сверкнув железным зубом, и тётка.

– Ну – успокоилась, наконец? – негромко спросил Ибриш у мачехи, когда они повернули к набережной. – Не трясёшься больше?

– Да замолчи ты… – отмахнулась Сима, оттирая с фартука высохшие капельки от мороженого. – Смотри, сколько зря пробегать пришлось, целый день потеряли! Иди в табор, Ибриш, а? Иди, мальчик, ты же ночь не спал! Ибриш! Я кому велю, ступай! У нашей Нинки муж знаешь кто? Не хватало ещё тебе у него перед глазами мелькать…

– Я тебя тут одну не оставлю.

Сима жалобно усмехнулась, но спорить не стала – и до самой Солянки они шли вместе. Там, конечно же, первым делом заблудились в тенистых переулках, долго допытывались у встречных, где же тут будет новый дом, нашли этот дом, наконец, зажатый между дровяными сараями, старой деревянной развалюхой и заросшим крапивой пустырём. Поднялись по прохладной, чистой лестнице подъезда – и Сима, перекрестившись, ткнула пальцем в кнопочку звонка.

Им открыли не сразу: из-за двери долго слышался топот, сердитые вопли, перебранка, грохот и ругань. Наконец, дверь распахнулась, и на порог, одёргивая юбку, с мокрыми по локоть руками, выбежала девушка-цыганка.

Ибриша словно обухом по голове ударило. Девчонка оказалась до того похожа на Симу, что рука сама собой поднялась – перекреститься! Ибриш так опешил, что не мог ни вздохнуть, ни отвести взгляд и продолжал смотреть на цыганку во все глаза. До него не сразу дошло, что эта девушка моложе Симы, моложе даже его самого, что волосы у неё уложены сзади в узел, как у раклюшек, что лицо – строже и тоньше… но глаза-то, матерь божья, глаза-то те же самые! Такие же громадные, чернущие, чуть раскосые, с ярким голубым белком и мохнатыми ресницами. «Просватана, нет?..» – вдруг мелькнуло у него в голове – и тут же унеслось прочь. А молодая цыганка, оглядев нежданных гостей, спокойно улыбнулась, отвела с лица выбившуюся прядь волос и пригласила:

– Лачо дывэс, ромалэ, заджяньте[61]! Мама! Это к тебе! Мотька! Иди сюда! Гости к нам пришли, цыгане!

– Иду, Света, иду… – послышался из комнаты усталый женский голос. И в этот миг Ибриш окончательно убедился, что сошёл с ума. Потому что из коридора навстречу ему вышел Мотька Наганов! Мотька, с которым они не виделись три года и которого Ибриш и не надеялся когда-либо встретить.

Увидев Ибриша, Матвей вытаращил глаза. Недоверчиво поскрёб затылок. Неуверенно улыбнулся. Хлопнул себя ладонями по коленям и шёпотом спросил:

– Ибриш?.. – и заорал на всю квартиру так, что Светлана испуганно взвизгнула, а в другой комнате что-то упало, загремело и полилось. – Беркулов, чтоб ты сдох! Таборная морда! Ты?!. Ещё не сел, что ли, до сих пор?!. Ура-а-а, да здравствует Первое Мая и Мировая революция!!!

Через четверть часа гости и хозяева сидели за большим круглым столом в просторной комнате с роялем, двумя гитарами и множеством фотографий, висящих на стенах. Украдкой оглядываясь, Ибриш подумал, что если бы они с ребятами забрались сюда, то, наверное, даже среди ночи сообразили, что в комнате живут цыгане. На карточках были сплошь артисты, и не простые, а цыганские: никакие дорогие платья и роскошные шали, никакие строгие костюмы не могли скрыть черноты глаз и бровей, резковатых церт, темноты и густоты волос у женщин… Хозяйка принесла из кухни горячую картошку, селёдку, колбасу, хлеб, варенье. Долго сокрушалась, что нет «серьёзного угощения», порывалась даже побежать в магазин, но Сима со смехом останавливала её:

– Да что ты, Нина, что ты, дэвлалэ! Куда в магазин?! Мы скоро уже в табор назад пойдём, и так вон задержались как! Как же я тебя не видела-то давно! Дочки как выросли, невесты совсем! Светка замуж ещё не вышла?.. Ка-а-а-ак не вышла?! Да вы что, да почему же? Да к ней же в три очереди женихи должны стоять! Светка! Ты почему замуж не выходишь?!

– Нужды пока не вижу, тётя Сима! – отозвалась Светлана, протягивая тётке через стол дымящуюся чашку чая. – А как увижу – сразу же и выскочу, не беспокойся!

Сима рассмеялась: