Праздники во времена моего детства были удивительные. Пасха и Рождество были связаны с тем, что у нас появлялись карманные деньги. Ходили в церковь на Рождество, ждали, когда пройдет заутреня, и бежали по домам славить Христа. Нам давали конфеты, а кто-то денежку. Больше всего мы радовались денежкам, потому что сами находили, как ими распорядиться. Дома нам не давали карманных денег. Три рубля был немыслимый капитал, который однажды оказался у меня в кармане: мне папа дал.
На Пасху мы катали яйца, всюду гармошки, песни, массовое гуляние по деревне. В клубе концерты – чудо. Ничего подобного я потом никогда не видела. Советские праздники мы тоже праздновали. Папа, хотя он коммунистом не был, ревностно относился к тому, чтобы был выглажен нелинялый красный флаг. И вешал его на дом на 1 Мая, на ноябрьские праздники. Флаг мирно соседствовал с березками на Троицу.
2
Все домашние дела были на нас, потому что мама работала, а папа не считал, что нас надо освобождать от хлопот по хозяйству. Ему не нравилось все, что было связано с самодеятельностью, со сценой. Он представить не мог, что я буду актрисой. Говорил: «Что ж ты, доченька, такая дура, что ли, раз только на это годишься?» Лишь выполнив все, что нужно по дому, я могла самодеятельностью заниматься. Надо вымыть пол, и выполоть грядки, и вымыть котлы, и приготовить, и принести дров, и растопить печку. Бывали и казусы. Когда мы узнали, что при помощи керосина можно быстро разжечь печку, то плеснули керосину от души, и был такой взрыв, что печка по кирпичикам разошлась. Это был сюрприз для мамы.
Когда я была маленькая, мы держали корову. Я не могла доить, боялась поначалу даже подойти к корове. А в 9-м классе у нас была практика на ферме. Потом я выдаивала двух коров, и мне это нравилось. Я приходила в ужас, когда кто-то из домашних воротил нос от одежды, которая была пропитана запахом коровника. Я обожала своих коров.
Ходили слухи, что с сельским аттестатом поступить никуда невозможно, и я ушла из нашей школы. Чтобы получить паспорт и городской аттестат, последние два года я училась в Арзамасе. И проходила заводскую практику. Я фрезеровщица третьего разряда, у меня до сих пор есть эти корочки.
3
В нашем селе валяли валенки, и мой отец еще до революции стал в этом деле большим мастером. Они у него как фетр были. И мы ходили в валенках. На валенки тоже была мода, ими можно было похвастаться, как суперобувью. Теличкины ходили в аккуратных валенках.
Я начала свой путь артистки в Доме культуры. Что я только тут ни делала – и танцевала, и пела, и играла на гитаре в струнном оркестре, и пела в хоре. Когда я была совсем маленькой, меня ставили на табурет, я пела частушку, и мне хлопали. И я ждала этого: когда попросят сплясать «Яблочко», «Барыню», прочитать стихи. С табуретки я сошла на пол, потом на сцену. Мне было нужно признание. В жизни я была стеснительной и нерешительной. А сцена мне помогала раскрыться. Бесконечные концерты, выезды в села, в Арзамас, на смотр в Горький – это была моя жизнь.
Я невероятно любила школу. Уже в начале августа я начинала собирать портфель, представляете? Меня пугали, что я не смогу учиться в городе после села. Наши сельские учителя даже завышали требования, ссылаясь на то, что в городе даже тройку за это бы не поставили. Ничего подобного. Но я должна была больше работать. Я честно признаюсь: когда вспоминаю свой режим, сама не могу в это поверить. Потому что я спала четыре часа, мне важно было хорошо учиться, чтобы никто не попрекнул: «Танцуешь хорошо, а в головке пусто!»
4
Развлечений у нас не было: только во втором классе нам провели электричество. У нас были престижные лампы «Молния». Их зажигали только по большим праздникам, они съедали очень много керосина. 10-линейная лампа была верхом достатка.
В клубе во вторник, четверг, воскресенье шли фильмы. Зал был переполнен. Мы любили сидеть прямо на полу, потому что не мешают ничьи головы. Мы просили друг друга занять место. Меня пускали в кино бесплатно, потому что друг брата был киномехаником. Мы были счастливы.
Самое любимое развлечение, кроме самодеятельности, – это чтение книг. В библиотеке всегда была очередь на определенные книги. И самую толстую книгу давали на неделю – не более. Задержишь – рискуешь не получить вторую книгу. Это было святое место. Очередь стояла. Когда папа прятал от меня 7-линейную лампу, чтобы долго не зачитывалась, я ставила стул и лезла к лампе, которая висела на потолке. Стоя на стуле, я дочитывала «Гаргантюа и Пантагрюэля», потому что книгу надо было вовремя сдать.
5
Это чудо какое-то – лето, детство. Лучше этого ничего в жизни быть не может. У меня была игрушка – весы. Мама была продавцом, и кто-то подарил ей маленькие игрушечные весы. И я играла в продавца. Я себя помню с трех лет. Игрушек у нас было мало. У меня вот была очень красивая пластмассовая утка – моя гордость. Однажды я кому-то дала ее поиграть, и ей размозжили нос. Для меня это была трагедия.