Звезды немого кино. Ханжонков и другие

Тем временем кино в России продолжали снимать — но кино это было, сообразно времени и вкуса публики, то мрачным, то разухабисто-жутким. Один из рецензентов апрельской «Кино-газеты» (№ 3) остроумно пишет: «Если бы не было сегодня дьявола, он был бы готов к воскресению именно сейчас и именно в кинематографе. Вот уж подлинное царство сатаны: у Гардина „Ток ядовитой любви“, у Харитонова „Потомок дьявола“, у Ермольева „Сатана ликующий“, у Биофильма „Скерцо дьявола“, у Козловского и Юрьева „Сын страны, где царство мрака“, в Нептуне выйдет „Дети Cатаны“ (по Пшибышевскому), Ханжонков обещает „Печаль Сатаны“ и т. д.».

А вот письмо в редакцию той же «Кино-газеты»: «Прошу довести до сведения всех пожелавших вступить в мою студию кинематографии… ввиду исключительно тяжелого положения в связи с переживаемым нами моментом… начало занятий временно откладывается…П. И. Чардынин».

Жизнь в Москве становилась все более опасной, ходили слухи один страшнее другого. «Безобразничали» не только простые бандиты, но и идейные анархисты, пока в конце марта их не разоружили — с пальбой и взрывами прямо в центре города. В эти дни кинематограф остался почти без публики, на сеансы рисковало приходить не более трех-пяти человек. Но очень скоро залы опять наполнились — советская власть укрепилась, и в город хлынули ее сторонники: красноармейцы, матросы, вселившиеся в «уплотненные» квартиры рабочие… Все они охотно посещали «иллюзионы», где теперь яблоку было негде упасть.

Газеты со вкусом описывали эту картину: «Дикие очереди у касс, давки и драки у входа в зал… Заплеванный пол с неизбежной шелухой от семечек и окурками… Все это заметно отталкивает от кино т. н. чистую публику… Та разношерстная толпа, которая сейчас является ценителем киноискусства, требует простых и несложных сюжетов… Идеал: детективные драмы. Да, конечно, в некотором роде это есть упрощение. Есть отступление. Но надо, тем не менее, бросать в толпу идею нравственности и бодрости духа…»

Подогретая вниманием публики кинодеятельность заметно ожила. В июле 1918 года «Кино-газета» (№ 32) сообщала:

«Ателье И. Н. Ермольева: Закончен постройкой собственный павильон на Ялте…

Ателье М. С. Трофимова: В разгаре съемки картины „Бог и сатана“. Особенно грандиозно поставлен бал, который снимался в течение трех дней и.д.

Ателье „А. Ханжонков и К“: В состав группы приглашен В. А. Максимов…

Другое: приглашенный в качестве режиссера В. В. Старевич ставит цикл картин по Гоголю.

В ближайшее время в Москве открывается кинематографическая студия „Творчество“…»

Однако довольно скоро зрительский ажиотаж спал. Билеты продавались все хуже: советские деньги быстро обесценивались, продукты исчезли, начался голод. К тому же и в Москве, и в Петрограде снова поползло вверх количество грабежей… Обывателей пугал и нарастающий «красный террор». Многие, в том числе и киношники, покидали столицы, стремились на Украину, на Юг, а то и сразу за границу. Крымские газеты сообщали: «В конце лета у нас появилось еще четверо кинопредпринимателей: Харитонов, Трофимов, Ермольев и Френкель. Ермольев купил земельный участок и начал срочные работы по устройству всего необходимого для съемки».

Осенью все еще были на месте: ателье И. Ермольева, ателье «Русь» М. Трофимова (там А. Санин ставил по сценарию модного писателя Евгения Чирикова знаменитые «Девьи горы») и Кинема-Театр А. Ханжонкова, где вышли 15 фильмов — в том числе три ленты Старевича из гоголевского цикла («Вий», «Пропавшая грамота» и «Майская ночь»).

Хотя Крым находился под контролем немцев, а потом (с ноября 1918-го) войск Антанты, снятые там фильмы без проблем доставлялись в города Советской России и показывались там. Правда, уже осенью многие из приезжих стали покидать Крым, где усилилась активность белой контрразведки. Начались аресты, даже расстрелы.

…И вдруг нечто забавное: в № 3 газеты «Вечерняя жизнь» некто в отделе «Кинематограф», упрекая русские фильмы в излишней психологичности, предлагал брать пример с фильмов американских, где масса действия и необычайные сюжеты. В редакцию «Кино-газеты» (№ 47) был доставлен сценарий «Любовь и кровь» — первая попытка перехода от «излишней психологичности» к богатству действия. Вот он (по прочтении вы удивитесь имени автора!):