Звезды сделаны из нас

Ребята навеселе: чокаются жестяными банками, кидаются соленым попкорном, делятся дурацкими, но вполне забавными историями, расспрашивают и с интересом выслушивают меня, но я никак не могу свыкнуться с новой ролью звезды вечеринки и с трудом подбираю слова. Артём садится рядом, подливает в мой стаканчик какое-то пойло из темно-зеленой бутылки, обнимает и, перекрикивая музыку и хохот ребят, заплетающимся языком подбадривает:

– Расслабься, здесь все свои! У Миланы вообще все вписки проходят круто, а эти чуваки – веселые и безобломные, намного отвязнее моих корешей из прошлой компании. Я не жалею, что переехал!

Я кутаюсь в косуху, вглядываюсь в темные закоулки двора за пределами ярко освещенной беседки, делаю глоток сладкой, густой, обжигающей рот жидкости, и ноги наливаются теплом, а картинка осеннего вечера подергивается туманом и плывет. Выходит, Клименко стал здесь постоянным гостем и много раз тусовался с ребятами, только мне об этом не говорил…

– Нелли, расскажи о своем друге? – еле слышно пищит Даша. – Он правда москвич и при деньгах?

Я дергаюсь, но быстро собираюсь с мыслями и напропалую вру – все равно никто не сможет проверить:

– Да. Он красавчик и очень умный.

– Как вы познакомились?

– В одной соцсети.

– Вы встречаетесь?

Клименко громко откашливается, и я мямлю:

– Все сложно. Отношения на расстоянии – та еще жесть…

Милана, набросив капюшон серой толстовки, скромно молчит и греет в ладонях стаканчик. Парни пускаются в скабрезные разговоры о девушках, Артём крепче сжимает мое плечо, подливает мне и себе и снова пьет.

Чем дольше я здесь нахожусь, тем отчетливее чувствую дискомфорт: давно пора отчаливать, мама наверняка волнуется, но образ нелюдимой ведьмы остался в далеком прошлом и больше не спасет.

Хозяйка вечера, загадочно усмехнувшись, прибавляет звук на колонке, и над поляной раздается всем известный рок-н-ролльный медляк.

– Кавалеры, приглашайте дам, а то мы совсем замерзли! – Она хватает под руку Боброва и уводит из беседки.

– На бис? – предлагает Артём, крышесносно улыбаясь, и я не могу ему отказать.

Мы спускаемся на вымощенную брусчаткой дорожку и кружимся в танце: желтые огоньки гирлянд сливаются в золотые ленты, земля подозрительно качается и уплывает из-под ног, но Артём не дает упасть.

Незаметно он оттесняет меня к кирпичной стене коттеджа и дышит алкоголем прямо в лицо:

– Почему я впервые слышу о каком-то там мутном типе? У тебя с ним серьезно?

Может, я бы всем сердцем хотела, чтобы Глеб появился здесь, помог разобраться в себе и обнял. Но этого никогда не случится, а мне остается лишь признать:

– Нет. Ничего серьезного.

Артём прижимается лбом к моему лбу.

– Слава Богу, Нелли! Потому что ты мне нравишься. Нравишься сильно, буквально не выходишь из головы. Давай зайдем внутрь, ладно? – Его холодные руки пробираются под свитер и гладят голую поясницу. – Просто поговорим, обещаю. Мне так много нужно тебе сказать!

Просьба ставит в тупик, смесь ужаса, слабости и азарта мешает вдохнуть. Артём напился и слишком торопит события, но я к нему несправедлива: мы через многое вместе прошли, и он еще ни разу не подвел. Этот придурок Глеб чуть было не перетянул мое внимание на себя, заронил зерно сомнения и вселил какие-то дурацкие надежды. Но он решил все прекратить, и теперь его нет в моей жизни. А Артём – рядом. Таскается за мной как привязанный, ловит каждое слово и, кажется, готов свернуть горы.

– Хорошо. Но мы просто поговорим, Артём!..

– Понял. Ничего не будет, если ты не захочешь.

Клименко подталкивает меня к нише за выступом кирпичной кладки, нашаривает в потемках ручку задней двери, и мы оказываемся в кромешном мраке узкого коридора. Я узнаюпомещение по аромату смолы и сухих дров для камина: они до сих пор хранятся здесь. Артём безошибочно находит выключатель, и на стене загорается тусклый светильник.

Дальше, в паре метров, расположена гостевая спальня – я часто пряталась в ней в детстве, играя с Людой. Артём, обхватив мою талию и водрузив на плечо подбородок, ведет меня именно туда, на ходу расстегивая ремень на своих джинсах. Происходящее чертовски неправильно: я не ощущаю воодушевления или трепета – только ступор, растерянность и нежелание.

Он вынуждает меня опуститься на кровать, садится верхом, сбрасывает ветровку и стягивает через голову худи. В нос бьет запах надоевшего, приторного, вызывающего отторжение парфюма. В окно светит фонарь, по стенам ползут причудливые тени ветвей. По коже пробегает озноб – при деятельном участии Артёма остаюсь без косухи и свитера и мгновенно мерзну. Его ладони елозят по спине, губы оставляют на шее мокрые следы, пальцы сражаются с застежкой лифчика.

Это даже близко не похоже на романтику, на первую любовь, которую я загадывала, глядя ночами в звездное небо, на острые, пронзительные, тонкие эмоции, которые будила во мне улыбка Глеба. Это чудовищно, мерзко, грязно и не зайдет дальше, даже если шанс на отношения мне больше не подвернется и я навечно останусь одна!

Застежка поддается, но я скрещиваю на груди руки и шиплю:

– Стой!