Слишком взрослые актеры в роли старшеклассников всегда вызывали у меня приступ испанского стыда, а идиллические картинки крепкой школьной дружбы раздражали до зубовного скрежета. Но подростковые сериалы все же не врали: вот он, головокружительный красавец Артём, учится в моем классе, а дружелюбная атмосфера настраивает на сентиментальность и наворачивается на глаза слезами счастья. Мамина мудрость внезапно претворилась в жизнь: может, мы и правда переросли склоки?
Подтягиваются ребята – благообразные парни и девочки с горящими глазами и пылающими щеками.
Плотные шторы в логове ведьм раздвинуты – теперь это просто старый, давно нуждающийся в ремонте кабинет, где отродясь не водилось нечисти.
Артём помогает мне взобраться на возвышение сцены, вслух отсчитывает такт и, опустив на талию теплую руку, демонстрирует несколько эффектных шагов, а я стараюсь не отставать.
Одноклассники с восторгом разглядывают нас, и я впервые в жизни расправляю в их присутствии плечи и наслаждаюсь таким простым и уютным чувством вовлеченности в коллектив. Сколько я потеряла, сторонясь их… Рассказать бы Глебу. Кажется, мы оба очень сильно заблуждались.
Интересно, как он там?..
– Кузьмина, Клименко, готовы? Три минуты! – Растрепанная голова Елены возникает в дверях, и мы толпой устремляемся к актовому залу.
Он уже набит под завязку: гости стоят даже у стен и в проемах между рядами кресел.
Постаревший лет на двадцать директор восседает в окружении проверяющих из министерства и с каменным лицом взирает на нас.
Если я собьюсь или растянусь во время выступления и опозорю честь школы, мне никогда больше не сойдут с рук розовые волосы и прогулы без уважительных причин…
Артём, уловив мой мандраж, ободряюще подмигивает:
– Смотри только на меня и забудь про публику. Мы сделаем это, потому что самые крутые.
Коленки подкашиваются, к позвоночнику будто приварили железный лом, но я, выпрямив спину, легко поднимаюсь на сцену.
Раздается осенний вальс, который теперь навсегда ассоциируется с потерей чего-то светлого: друга, шанса, момента… Артём подхватывает меня жесткими ладонями, и мы плывем на волнах музыки: смотрю в медовые глаза и отключаюсь от мира.
Я доверяю ему, и доверять кому-то так приятно. Я верю в себя. А Глеб сам все испортил.
Последние аккорды волшебной мелодии растворяются в тишине, мы замираем и целую вечность разглядываем друг друга, но обрушившиеся овации возвращают нас с небес на землю.
– Лучшие ученики школы – Нелли Кузьмина и Артём Клименко! Поприветствуем, друзья! – восторженно провозглашает Елена, едва не выронив микрофон.
Мой подопечный Вася и его благодарные родители машут с третьего ряда и громко хлопают.
Я улыбаюсь, кланяюсь и вслед за Артёмом сбегаю со сцены, освобождая ее для бледных, потных и заикающихся ведущих из девятого «Е».
– Молодцы! – По пути мы удостаиваемся похвалы кого-то из проверяющих, директор одобрительно кивает и, кажется, прощает мне все прегрешения – вольные или невольные.
Перед тем как отпустить на все четыре стороны, завуч и классная сердечно нас обнимают: мы не опозорились, значит, им теперь гарантированно вручат грамоты и премируют, а нам достаточно диплома, проектора в класс и похвалы.
Устроив в гардеробе столпотворение, разбираем куртки – не представляю, чем займусь вечером, но перспектива вернуться в привычную тишину комнаты по-настоящему пугает.
На передний план выходит Милана и громко объявляет:
– Ребята, мои родители снова в отъезде. Свалили до понедельника! Приглашаю всех присутствующих к себе! – Она ищет меня взглядом и искренне радуется, когда находит: – Нелли, тебя это тоже касается.
Я верчу головой, но другой Нелли тут нет – она обращается именно ко мне. И теплая, тянущая за живое ностальгия снова вспыхивает в груди:
– Окей. Приду, если ты не против…
Спешу домой, забрасываю концертное платье и балетки в глубины шкафа и, перехватив на кухне холодную котлету, закрываюсь в комнате. В квартире пусто: сестра и племянник на детской площадке, и мне, по счастливой случайности, не придется уклоняться от расспросов.
В общий чат уже выложили несколько роликов с нашим триумфальным выступлением: оцениваю его придирчивым взглядом, но не нахожу ошибок: так, лишь пару шероховатостей. Отправляю маме видео, сделанное с самого лучшего ракурса, и вдогонку строчу сообщение:
«Вот она я. Гордись! Иду к Милане, буду поздно. Или завтра. Не беспокойся, там только ребята из класса».
Густо подвожу веки черным карандашом, избавляю волосы от адской пытки невидимками, переодеваюсь в привычные джинсы, полосатый черно-белый свитер, косуху и ботинки и поглядываю в окно. Артём уже ждет внизу – если встать на цыпочки, можно увидеть его отливающую золотом шевелюру.
Я словно в тумане, от накатившей эйфории трудно дышать. В самый последний раз проверяю диалог с Глебом, но мой статус остается неизменным. И я твердо решаю никогда больше не открывать этот чат.
Малиновое солнце скрывается за высоченным металлическим забором, и мгновенно становится холодно. В дыхании ветра ощущается зловещее приближение зимы, но никто, кроме меня, не испытывает уныния.