В первом часу он ушел с вокзала и зашагал по направлению к Колледж-роу. Медленно взбирался по некрутому подъему – отчасти потому, что был до крайности истощен, главным же образом из-за томившего его страха. При одной мысли о том, что он снова увидит Гетти, вся кровь отливала от его сердца. Он подошел к дому № 17, бледный от волнения, постоял на противоположной стороне улицы, не сводя глаз с дома Тоддов. Теперь, когда он стоял уже перед этим домом, у него не хватало духа войти, толпившиеся в голове печальные мысли удерживали его. Как они, должно быть, удивятся, когда он так неожиданно войдет, прямо из тюрьмы! Но нет, у него не хватит смелости подняться по этим ступенькам и позвонить.
Он слонялся вокруг дома в мучительной нерешительности, всей душой стремясь увидеть Гетти, надеясь, что ему повезет и она выйдет или придет откуда-нибудь и тогда они встретятся. Около трех часов им опять овладела слабость, и он почувствовал, что ему необходимо сесть. Он направился к бульвару на Колледж-роу, чтобы посидеть на одной из скамеек под липами, мысленно решив, что потом вернется сюда и снова будет подстерегать Гетти. Едва волоча ноги, он перешел через улицу и на углу столкнулся с Лаурой Миллингтон.
Неожиданность этой встречи так его потрясла, что у него захватило дыхание. Лаура сперва его не заметила. Ее лицо, озабоченное, почти апатичное, не изменило выражения, и она собиралась пройти мимо. Но в следующую минуту она узнала Артура.
– Боже мой, Артур! – ахнула она. – Вы?
Он не поднимал глаз от мостовой.
– Да, – пробормотал он в смущении, – это я.
Лаура внимательно смотрела на него, выражение ее лица изменилось, исчезла застывшая на нем грусть.
– Вы заходили навестить моего отца?
Артур молча покачал головой, все еще не глядя на нее. Безнадежность его позы снова острой болью отозвалась в сердце Лауры. Глубоко тронутая, она подошла ближе и взяла его за руку.
– Вы должны зайти к нам, – сказала она. – Пойдемте, я тоже иду домой. У вас совсем больной вид.
– Нет, – пробормотал он, упираясь, как ребенок. – Я там никому не нужен.
– Вы непременно должны зайти, – настаивала Лаура.
И Артур, все так же по-детски, послушался, позволил ей вести себя к дому. Он с ужасом чувствовал, что вот-вот расплачется.
Лаура вынула из сумочки ключ, отперла им дверь, и они вошли в маленькую гостиную, так хорошо знакомую Артуру. При виде его бритой головы Лаура невольно ахнула от жалости. Она взяла его за плечи и усадила в кресло у камина. Бледный, как все, кто долго пробыл в тюрьме, поникнув всем своим исхудавшим в тюрьме телом, на котором платье болталось, как на вешалке, он сидел неподвижно, а Лаура убежала на кухню. Ничего не сказав кухарке Минни, она сама торопливо принесла Артуру на подносе чай и горячие гренки с маслом. Пока он пил и ел, она с тревогой смотрела на него.
– Все, все доедайте, – сказала она ласково.
Он послушно доел гренки. Чутье сразу подсказало ему, что ни Гетти, ни ее отца нет дома. На миг его мысли отвлеклись от Гетти. Он поднял голову и в первый раз посмотрел в лицо Лауре.
– Спасибо, Лаура, – сказал он смиренно.
Лаура ничего не ответила, но снова живое сострадание мелькнуло на ее бледном лице, как будто осветив его внезапной вспышкой пламени. Артур не мог не заметить, как постарела Лаура. Под глазами легли тени, одета она была небрежно, волосы подобраны кое-как. Несмотря на душевное оцепенение Артура, перемена в Лауре дошла до его сознания и поразила его.
– У вас случилось что-нибудь, Лаура? Почему вы здесь? И одна?
На этот раз сквозь ее внешнее спокойствие прорвалось глубокое и горестное волнение.
– Ничего не случилось. – Она наклонилась и помешала угли в камине. – Я вот уж неделю гощу у отца. А дом в «Хиллтопе» временно оставила.
– Оставили дом?!
Она кивнула, затем тихо пояснила:
– Стэнли уехал в Борнмаус, в санаторий. Вы, вероятно, не знаете, что он контужен. Когда я все здесь приведу в порядок, я поеду к нему.
Артур беспомощно смотрел на нее; мозг его отказывался работать.
– А как же завод, Лаура? – воскликнул он наконец.
– С заводом все улажено, – отвечала она ровным голосом. – Это меня меньше всего беспокоит, Артур.
Он все смотрел на нее с каким-то изумлением. То была новая Лаура, не та, которую он знал. Его поражала сосредоточенная грусть ее лица, эта складка у губ, ироническая и вместе с тем страдальческая. Тайным внутренним инстинктом, рожденным его собственными страданиями, он угадал под маской равнодушия раненую душу. Но сейчас он не мог в этом разобраться. Снова навалилась на него непреодолимая усталость. Наступило долгое молчание.
– Мне совестно, что я вам причинил столько хлопот, Лаура, – сказал он наконец.
– Никаких хлопот вы мне не причинили.
Артур был в нерешительности, спрашивая себя, не хочет ли она, чтобы он ушел.
– Раз я уже здесь, я… я, пожалуй, подожду, пока придет Гетти.
Снова пауза. Артур чувствовал на себе взгляд Лауры, стоявшей на коленях на коврике перед огнем. Она поднялась и сказала:
– Гетти здесь больше не живет.
– Что?!