Дженни посмотрела на него, склонив голову набок, полуоткрыв пухлые губы, во всем сознании своей неотразимости.
– Что? – спросила она. – Я тебе еще нравлюсь? – Она засмеялась коротким, задорным смешком. – Па и ма отправились в Уитли-Бэй. Салли достала им бесплатные билеты. Они приедут поздно.
Дэвид резко отвернулся и, подойдя к окну, стал глядеть во двор. Он ничего не ответил. У Дженни опустились уголки губ. Она не могла не отметить про себя, что Дэвид как-то неуловимо изменился: он стал жестче, увереннее в себе и сдержаннее; его прежнее мальчишеское упрямство превратилось в твердую решительность. Позднее, когда пришли Альфред и Ада, перемена в Дэвиде стала еще заметнее. Он был очень любезен с ними, но, не смущаясь обиженным видом Ады, категорически объявил, что Дженни и он завтра уезжают к себе домой, на Ламлейн.
И Дженни напрасно надеялась, что ей удастся поколебать его решение. На следующее утро она уехала в Слискейл поездом в девять сорок пять, а Дэвид отправился на переговоры с Геддоном.
Местное отделение Союза находилось на Родд-стрит, совсем близко от Центрального вокзала, и состояло из двух просто убранных комнат. В первой от входа помещалась канцелярия, где седой человек с лицом в синих оспинах и руками старого шахтера приводил в порядок картотеку в большом шкафу, а на дверях второй, маленькой, красовалась надпись: «Посторонним вход запрещен». Здесь не было ни линолеума, ни ковра – просто некрашеный и очень пыльный дощатый пол. На стенах – ничего, кроме двух-трех таблиц, карты округа и надписи: «На пол не плевать». Когда Том Геддон появился из внутренней комнаты и вынул изо рта свою коротенькую трубку, он тут же и нарушил это правило, хотя, собственно, нацелился плюнуть в холодный камин.
– Ага, так вы – Фенвик, – сказал он. – Припоминаю. Видел вас на суде, перед войной. Я и отца вашего знал. – Он энергично пожал руку Дэвиду и отстранил протянутое ему рекомендательное письмо. – Гарри Нэджент писал мне о вас, – пояснил он ворчливо. – Уберите свой конверт. Если только в нем нет денег, то он мне не нужен.
Он угрюмо улыбнулся Дэвиду. Том Геддон был суровый человек. Невысокий, смуглый, горячий, с целой копной густых черных волос, густыми черными бровями и желтоватой нечистой кожей, этот человек поражал своей неукротимой энергией. И вечно он плевался, потел, сыпал проклятиями. Он обладал неистощимой способностью есть, пить, работать и ругаться. Он был прекрасный агитатор, с большим запасом стереотипных фраз и блестящим даром остроумия. Но способностей природа отпустила ему очень мало, и из-за этого пустякового изъяна он, разочарованный, вот уже пятнадцать лет как застрял в слискейлском отделении Союза. Он знал, что никогда не пойдет дальше.
Умывался Геддон не слишком часто и имел такой вид, как будто он спал в том же белье, которое носил днем. И так оно на самом деле и было.
– Так вы вместе с Гарри были на этой проклятой войне? – спросил он. – Только не рассказывайте, будто вам там нравилось! Пойдемте ко мне – посидим, потолкуем.
Они вошли в маленький кабинет. Поговорили. Оказалось, что Геддон действительно лишился секретаря, которого призвали, когда вышел «этот проклятый закон Дерби», и затем прострелили «его проклятую башку при Самире». Геддон, в угоду Гарри Нэдженту, соглашался взять Дэвида на испытание. Все будет зависеть от Дэвида: ему придется заниматься одновременно выдачей пособий, урегулированием конфликтов с хозяевами и корреспонденцией. Кроме того, выяснилось, что жалованье еще меньше, чем рассчитывал Дэвид: только тридцать пять шиллингов в неделю.
– Вам надо познакомиться с моим слогом, – буркнул Геддон. – Вот посмотрите это.
Он с притворным равнодушием открыл ящик и бросил Дэвиду газету – номер рабочего листка «Уикли уоркер», вышедший несколько лет назад. На одной из пожелтевших страниц с неуловимым затхлым запахом лежалой бумаги была отмечена статья.
– Это моя, – сказал Геддон. – Ну-ка, прочтите! Это я написал.
Пока Дэвид читал статью, Геддон делал вид, что не смотрит на него. Она была озаглавлена «Два общества» и отличалась беспощадной едкостью. Здесь противопоставлялись прием в Букингемском дворце – и собрание в доме Блоггса, хорошо знакомом автору. Выражения были неуклюжи и грубы, но контрасты даны с мощной выразительностью.
«Молодая леди Фелингтон была в белом атласном платье со шлейфом, расшитым блестками. Нитка бесценного жемчуга украшала аристократическую шею, а страусовые перья были схвачены алмазной повязкой».
И тут же ниже:
«Старая миссис Слэни – поденщица. Она не носит перьев. На ней какое-то подобие платья, сшитое из старого мешка. Она живет в одной комнате, в доме Блоггса, больна чахоткой, зарабатывает всего двенадцать шиллингов в неделю».
Дэвид прочел до конца статью, невольно увлеченный ее серьезностью и силой. В статье отразился весь Геддон – искренний фанатик, проникнутый свирепой классовой ненавистью.
– Хорошо написано, – сказал наконец Дэвид, и сказал искренне.