Читаем Звезды смотрят вниз полностью

Глаза Артура неотрывно следили за этой процедурой. Рабочие подходили по очереди, Гудспет пристально оглядывал каждого, взвешивал мысленно «за» и «против» и, посмотрев на Петтита, кивал головой. Кивок означал, что все в порядке, – рабочий принимался на работу. Ему вручали номер, и он проходил мимо загородки, как душа, допущенная в рай, проходит мимо трона Судии. Удивительное выражение было на лицах тех, кого принимали на работу: неожиданное просветление, судорога глубокого облегчения, молитвенная благодарность, благодарность за то, что их снова допустили в мрак преисподней, в «Парадиз».

Принимали, однако, не всех – о нет! – ибо работы на всех не хватало. Ее могло бы хватить, если бы работали по шести часов в смену. Но ведь Закон и Порядок – эти силы, направляемые правительством и поддерживаемые британским народом, – восторжествовали, одержали блестящую победу, так что смена была восьмичасовой. Ну да все равно, пускай восемь часов, все что угодно, любые условия – только дайте работу, ради бога, работу!

Артур хотел отойти от окна – и не мог. Лица рабочих удерживали его, особенно одно лицо – Пэта Мэйсера. Артур прекрасно знал Пэта. Он знал, что это ненадежный рабочий. Он опаздывал, а по понедельникам и совсем не выходил на работу, пил… И видно было, что Пэг это сознает. Сознание, что он недостоин получить работу, читалось на физиономии Пэта вместе с желанием ее получить, и борьба этих двух чувств вызывала томительное беспокойство, которое жутко было видеть. У Пэта было такое выражение, какое бывает у собаки, которая ползет на брюхе, чтобы получить кость.

Артур ждал, как загипнотизированный. Подходила очередь Пэта. Перед ним было принято подряд четыре человека, а каждый человек уменьшал шансы Пэта получить работу. Это тоже читалось на его лице. Наконец и он подошел к загородке, немного задыхаясь от тяжкого волнения, от борьбы между надеждой и страхом.

Гудспет бросил только один взгляд на Пэта, один беглый взгляд, – потом отвел глаза. Кивка не последовало, он даже не дал себе труда повернуться к Петтиту, он просто посмотрел куда-то мимо Пэта. Пэта не хотели брать. Он остался за бортом. Артур видел, как шевелил губами Пэг; слов он слышать не мог, но видел, как губы все шевелились и шевелились с отчаянной мольбой. Тщетно. Пэг остался за бортом, он был в числе тех четырехсот, которых на работу обратно не приняли. Выражение его лица, выражение всех этих четырехсот лиц сводило Артура с ума. Он резко отвернулся, рванулся от окна. Ему хотелось оставить на работе этих четыреста человек, но он не мог этого сделать. Не может, не может, черт возьми!

Он машинально уставился на календарь, на листке которого стояла дата 15 октября 1926 года, подошел к календарю, со злостью оторвал листок. Нервное напряжение искало какого-то выхода. Скорее бы прошел день!

Выйдя за ворота, Пэг Мэйсер пошел прочь от шахты по Каупен-стрит. Он не шел, а едва плелся, глядя себе под ноги, немного горбясь, ощущая на себе взгляды женщин, которые смотрели ему вслед с порогов домов на Террасах: один из четырехсот шахтеров, не нужных более, выкинутых вон.

Он свернул в переулок, который вел на Кэй-стрит, и дошел до своего дома.

– А Энни где? – спросил он, остановившись на пороге убого обставленной комнаты с каменным полом.

– Вышла, – отвечал отец с кровати. Старик Мэйсер, скрюченный ревматизмом, теперь уже совсем больше не вставал, а так как он всегда был человеком живым и деятельным, его нынешняя полная беспомощность делала его капризным и сварливым. Его недуг вызывал постоянную боль в пояснице, и старик решил, что у него больные почки. Он клялся, что это почки, и все гроши, какие ему удавалось наскрести и сберечь, он тратил на «почечные пилюли доктора Пауперта», – патентованное шарлатанское средство, которое изготовлялось в Уайтчепеле субъектом по фамилии Лорберг, обходилось ему по одному пенни и одному фартингу коробка, а продавалось по три пенса и шесть фартингов и состояло из мыла, патоки и метиленовой синьки. От пилюль моча старого Мэйсера делалась синей, а так как в рекламе было предусмотрительно указано, что это объясняется выделением из организма вредных веществ, то старик был очень доволен. Он считал, что выздоровел бы совершенно, если бы только мог «очистить» таким образом свои почки. Но горе было в том, что он не имел возможности покупать пилюли в достаточном количестве. Реклама объясняла, что пилюли обходятся дорого, так как приготовляются из дорогих индийских трав, собираемых на склонах Гималаев в период Карма Шалия, по рецепту, который покойный доктор Пауперт узнал от одного индийского мудреца.

В настоящее время у старого Мэйсера пилюль не было, и поэтому он посмотрел на Пэта сердито и с легкой тревогой:

– Почему ты не пошел в шахту?

– Потому что не пошел, – отрезал Пэг угрюмо.

– Раз ты рабочий, так и иди на работу, Пэг.

– Это я-то рабочий? – процедил Пэг. – Да я собираюсь совершить прогулку на яхте в Испанию.

У старика затряслась голова:

– Ты не можешь перестать работать, Пэг! Кто же будет кормить меня, старика?

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза