Потом он лежал, уставясь в потолок, ощущая, как разливается в желудке теплота, прислушиваясь к жужжанию мухи на окне, не мешая приятным мыслям жужжать в голове, упиваясь сознанием своих необыкновенных сил и способностей. Всякого рода проекты, планы мелькали в его гениальном мозгу. А за всеми ними – даже картина брачной церемонии, туманная, но возбуждающая, с музыкой, мощными звуками органа и стройной девой несравненной красоты, влюбленной в него, Ричарда.
Так он лежал, когда его потревожил вдруг шум подъезжавших автомобилей. Он приподнялся на локте, вслушиваясь, и очень быстро сообразил, что приехали
Он встал. Это было нелегко, требовало сложных и многочисленных движений, но, когда у человека столько внутренних сил, все для него возможно. Он, упираясь на локоть, боком скатился с постели. С глухим стуком бухнулся на колени; подождал с минуту, проверяя, не услышал ли кто-нибудь стук; потом на коленях дополз до окна и выглянул наружу. Один автомобиль, второй. Это было увлекательно, он радовался, ему хотелось смеяться.
Держась за подоконник, он медленно поднялся – это было самое трудное, но в конце концов он преодолел и это – и надел халат. У него на это ушло целых пять минут. Так трудно было влезть в рукава, и он начал с того, что надел халат задом наперед, но в конце концов халат был надет на белье и шнур завязан. Башмаков он не надел, так как они производят шум. Он постоял, торжествуя, в халате и носках, затем с большой осторожностью вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице.
Сойти вниз можно было только одним-единственным способом. Перила ни к чему, они только задерживают и мешают. Нет, единственный способ спуститься с лестницы состоял в том, чтобы стать поудобнее на самой верхней ступеньке и смотреть прямо вперед, как пловец, который готовится нырнуть, а затем вдруг двинуть с места ноги. Ноги стремительно начинали движение вниз по ступеням, и главное – не следовало на них смотреть и думать о них.
Таким образом Ричард добрался до передней, остановился, очень довольный собой, и прислушался.
Все сидели за обеденным столом: мистер Бэннерман, адвокат, – на верхнем конце, Артур – на нижнем. Здесь были и Кэрри, и Хильда, и Адам Тодд, и «этот человек» – Тисдэйл. Перед мистером Бэннерманом лежала целая куча бумаг, и перед Артуром – тоже бумаги, Адам Тодд держал только одну, а у Хильды, и Кэрри, и Тисдэйла не было никаких бумаг. Говорил мистер Бэннерман:
– Это выгодное предложение. Вот как я смотрю на это. Вам делают выгодное предложение.
Артур возразил:
– Это не предложение, а низкое издевательство.
Ричард уловил горечь в голосе Артура, и это его обрадовало. У Артура был угнетенный и безнадежный вид, и говорил он, подпирая лоб рукой. Ричард захихикал про себя.
Мистер Бэннерман внимательно перечитывал бумагу, которую ему не было никакой надобности перечитывать. Он был худ, засушен, в тугом воротничке. Покачивая моноклем на широкой черной ленте, он плавно говорил:
– Повторяю, это
Пауза. Затем заговорил Тодд:
– Разве невозможно провести откачку воды из шахты? Восстановить надшахтную площадку? Неужели это совершенно невозможно?
– А кто даст на это деньги? – воскликнул Артур.
– Все это уже обсуждалось нами раньше, – сказал мистер Бэннерман, стараясь не смотреть на Артура, но все время на него поглядывая.
– Жаль, – пробормотал Тодд удрученно. – Очень жаль… – Он вдруг поднял голову. – А как насчет картин вашего отца? Нельзя ли превратить их в деньги?
– Они ничего не стоят, – возразил Артур. – Я вызывал молодого Винцента для их оценки. Он только посмеялся. Картины Гудделя и Копа не удастся сбыть. Никто их теперь не покупает.
Новая пауза. Потом решительно заговорила Хильда:
– Артура надо избавить от всех этих треволнений. Вот все, что я могу сказать. В его теперешнем состоянии он их не вынесет.
У Артура опустились плечи, и он еще больше заслонил лицо рукой. Он с трудом произнес:
– Ты очень добра, Хильда. Но я знаю: все вы думаете, что это я безнадежно загубил все дело. Я поступал так, как считал разумным и справедливым. Я не мог иначе. Пожар – простой случай. Но все вы думаете, что до этого никогда бы не дошло, если бы управлял «Нептуном» не я, а отец.
За дверью лицо Ричарда сияло удовлетворением. Он, конечно, не понимал, в чем дело, но видел, что пришла беда и что в нем нуждались, чтобы от нее избавиться. Теперь его призовут!
Снова заговорил Артур. Он сказал с тоской: