Он шел все вперед, за лесок, потом по дорожке к «Снуку», пошатываясь и волоча одну ногу, с непокрытой головой, весь в грязи, с лихорадочным беспокойством устремив красные, налитые кровью глаза на копры «Нептуна», видневшиеся за последним рядом домов, окаймлявших «Снук». Он хотел идти быстро, но шел медленно; весь он был точно связан, точно тяжесть какая-то висела на нем, мешая идти. Он сознавал, что идет медленно, и это его бесило. Пытался заставить себя идти быстрее – и не мог; его преследовала мысль, что в «Нептуне» что-то происходит – заговор или катастрофа – и что он не попадет туда вовремя. Это доводило его до исступления.
Потом опять начал хлестать дождь, настоящий ливень. Дождь поливал его обнаженную голову. Длинные седые волосы прилипли к черепу, дождь, смывая грязь, заливал ею глаза, мешая видеть, стегал и мочил его.
Он остановился. Вся его ярость испарилась куда-то, и он стоял неподвижно под свистящими струями дождя. Он был испуган – и вдруг заплакал. Слезы мешались с каплями дождя и еще больше мочили щеки. Как слепой, двинулся он вперед. Ему хотелось найти какое-нибудь убежище.
В конце ряда домов, окаймлявших «Снук», находился кабачок, известный под названием «Приют шахтера», – убогое заведение, которое содержала вдова Сюзен Митчел. Сюда заходили только самые бедные рабочие, жившие в районе «Снука». Но Ричард вошел в эту харчевню под вывеской «Приют шахтера».
Он вошел, как будто занесенный сюда порывом ветра и дождя, и стоял на каменном полу, промокший до нитки, качаясь на ногах, как какой-нибудь старый и пьяный бродяга. В харчевне было только двое мужчин, двое рабочих в молескиновых штанах, – они играли в домино, и на единственном столике подле них стояли пустые пивные кружки. Рабочие уставились на Ричарда и захохотали.
Они его не узнали. Они приняли его за старого бродягу, который, видно, уже хватил малую толику. Один подмигнул другому и обратился к Ричарду:
– Эге, миленький, ты, видно, побывал на какой-нибудь свадьбе!
Ричард поглядел на него, и что-то в этом взгляде заставило обоих рабочих снова расхохотаться. Они тряслись от смеха. Затем второй сказал:
– Ничего, ничего, друг. Бывали и мы под хмельком. – Взяв Ричарда за плечи, он довел его до деревянной скамьи у окна. Ричард упал на нее. Он не сознавал, где находится, не понимал, кто эти двое людей, глазевших на него. Он порылся в кармане, ища онемевшей рукой носовой платок, и в то время, как он его доставал, из кармана выпала монета и покатилась по каменному полу. Это была монета в пол кроны.
Второй рабочий поднял ее, поплевал на нее и ухмыльнулся:
– Эге, брат, да ты богач, как я вижу! Поставишь по осьмушке на брата?
Ричард не понял, но второй рабочий решительно постучал по прилавку и крикнул:
– Три осьмушки!
Из задней комнаты вышла женщина, худая и бледная брюнетка. Она налила три порции виски, но, наливая третью, посмотрела с сомнением на Ричарда.
– Ему бы лучше не пить виски, – заметила она.
Первый рабочий сказал:
– Лишняя капля ему уже вреда не принесет.
Второй подошел к Ричарду.
– На, дружище, – сказал он. – Выпей!
Ричард взял поданный ему стакан и выпил его содержимое. От виски у него захватило дух, разлилась внутри теплота и снова молотом застучало в голове. Виски заставило его опять вспомнить о «Нептуне». Он решил, что дождь перестал. Рабочие смотрели на него так, что он в конце концов испугался их. Он вспомнил, что он – Ричард Баррас, владелец «Нептуна», человек с положением и состоянием. Он хотел уйти отсюда, добраться до «Нептуна», с усилием поднялся со скамьи и заковылял к двери. Вслед ему несся хохот двух мужчин.
Когда Ричард вышел из «Приюта шахтера», дождя уже не было. Яркое солнце над дымившейся равниной «Снука» резало ему глаза, но сквозь слепящий свет он разглядел копры «Нептуна», высившиеся над шахтой в божественном блеске. «Нептун», его «Нептун»! Рудник Ричарда Барраса! Он пустился бежать через «Снук».
Путешествие по «Снуку» было ужасно. Баррас не сознавал ничего. Ноги спотыкались на скользких кочках и в полных грязи выбоинах пустыря, ноги его не слушались, безжалостно ему изменяли. Он полз и карабкался на руках. Он барахтался на земле, как какая-то странная амфибия. Но он всего этого не сознавал. Он не чувствовал, что падал, что поднимался и снова падал. Тело его было мертво, мозг мертв, но дух парил, стремясь к высокой жизненной цели. «Нептун», «Нептун»! Величие этих копров «Нептуна», высившихся впереди, тянуло его к себе, держало крепко. Все остальное было как смутный ночной кошмар.
Но он не добрался до рудника. На полдороге через «Снук» он упал и не встал больше. Его лицо под слоем грязи посерело, губы пересохли и посинели, он дышал учащенно и хрипло. «Электричество» больше не действовало – оно исчезло, оставив его тело обмякшим и расслабленным. Но молот в голове стучал еще сильнее – стучал, стучал так, что голова готова была лопнуть.