– Можно, – сказала Хильда. Она была спокойнее, чем днем. Быть может, и она, как Дэвид, убедила себя быть спокойной. Тон у нее был сдержанно-официальный, но прежде всего спокойный. Она прибавила: – Думаю, что вы найдете ее в прекрасном состоянии. Наркоз на ней не отразился, она удивительно хорошо все перенесла.
Дэвид не нашел что сказать. Он чувствовал, что обе женщины наблюдают за ним. В особенности сестра Клегг всегда проявляла по отношению к нему какое-то непобедимое женское любопытство.
– Я ей сказала, что вы придете, – продолжала Хильда спокойно. – Она очень довольна.
Сестра Клегг поглядела на Хильду со своей холодной усмешкой и буркнула словно про себя:
– Она у меня спрашивала, в порядке ли ее прическа.
Дэвид слегка покраснел. Он находил бесчеловечным это холодное подчеркивание легкомыслия Дженни. Ответ был уже у него на языке, но он не произнес его вслух. В тот миг, когда он поднял глаза на сестру Клегг, из палаты выбежала молодая сиделка. Это была, верно, самая младшая, еще не вышколенная сиделка, иначе она не выбежала бы таким образом. Лицо ее было бело, как мука, она казалась испуганной. Увидев сестру Клегг, она облегченно вздохнула:
– Пойдемте, сестра, пойдемте скорее!
Сестра Клегг ничего не спросила: по лицу молодой сиделки она поняла, что случилась беда. Сестра Клегг повернулась и, не сказав ни слова, пошла в палату.
Хильда постояла и тоже ушла туда.
Дэвид остался один в коридоре. Все произошло так внезапно, что он растерялся. Он не знал, можно ли ему пройти через палату к Дженни, раз в палате что-то случилось. Но раньше, чем он успел решить что-нибудь, вернулась Хильда.
– Ступайте в приемную, – приказала она решительно.
Дэвид уставился на нее. Две сиделки вышли из палаты и торопливо прошли к операционной. Они шли бок о бок, словно авангард процессии. Затем щелкнули выключатели в операционной, и мертвое стекло в двери засияло белым светом, как освещенный экран кинематографа.
– Ступайте в приемную, – повторила Хильда. В ее голосе, взгляде, жестком выражении лица чувствовалась такая настойчивость, что нельзя было не подчиниться. Дэвид вошел в приемную. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал быстрые шаги Хильды.
Беда случилась с Дженни, – он почувствовал это с внезапной, холодящей душу уверенностью. Он стоял в пустой приемной, прислушиваясь к шагам людей, ходивших взад и вперед по коридору. Услышал лязганье лифта. Снова шаги. Потом на время тишина. Потом звук, который привел его в полнейший ужас, – кто-то бежал: пробежал из операционной в кабинет Хильды и затем обратно.
У Дэвида сжалось сердце. Если там, несмотря на дисциплину,
Прошло много времени, очень много. Он не знал сколько – полчаса, а может быть, и час? Он оцепенел в напряженной позе вслушивающегося человека, и мускулы ему не повиновались, он не мог вынуть часы.
Вдруг дверь отворилась и вошла Хильда. Дэвиду не верилось, что это Хильда: перемена в ней была слишком разительна, в ней чувствовалось полнейшее изнеможение, физическое и душевное. Она вымолвила почти устало:
– Вы бы сходили сейчас ее повидать.
Дэвид поспешно сделал шаг вперед:
– Что случилось?
– Кровотечение.
Он повторил вслух это слово.
У Хильды задрожали губы. Она сказала раздельно и с горечью:
– Как только сестра вышла из комнаты, она села в постели, потянулась за зеркалом… чтобы посмотреть, хорошо ли она выглядит. – В голосе Хильды были ужасная горечь и угнетенность. – Да, чтобы посмотреть, красива ли она, гладко ли лежат волосы, чтобы накрасить губы! Можете себе представить? Полезть за зеркалом! После того как я столько над ней потрудилась! – Хильда замолчала, совсем подавленная. Недавняя бодрость изменила ей, у нее была только одна мысль – что искусная операция пропала даром. Это доводило ее до отчаяния. Безнадежным жестом распахнула она дверь настежь: – Идите сейчас, если хотите ее увидеть.
Дэвид вышел из приемной и прошел через палату в комнату Дженни. Дженни лежала, вытянувшись, на спине, и конец кровати был поднят высоко на козлы. Сестра Клегг делала Дженни впрыскивание в руку.
В комнате царил беспорядок, повсюду тазы, лед, полотенца. Осколки разбитого ручного зеркала валялись на полу.
Лицо у Дженни было землистого цвета Она дышала прерывисто и с трудом. Глаза смотрели в потолок – в них был ужас, в этих глазах, они, казалось, цеплялись за потолок, боялись его выпустить.
Сердце Дэвида словно расплавилось и затопило все внутри.
Он стал на колени у постели.
– Дженни! – сказал он. – Ах, Дженни, Дженни!
Глаза оторвались от потолка и обратились на него.
Белые губы, как бы извиняясь, прошептали:
– Мне хотелось тебе понравиться.
Слезы потекли по лицу Дэвида. Он взял ее бескровную руку и не выпускал ее больше:
– Дженни! О Дженни, Дженни, родная моя!
Она прошептала, как затверженный урок:
– Мне хотелось тебе понравиться.
Слезы душили его, он не мог говорить. Он прижал белую руку к своей щеке.
– Пить! – Она слабо всхлипнула. – Дай воды.