Звезды смотрят вниз

Прошло еще неизвестно сколько времени. Лиминг поднес руку к горлу и прохрипел:

– Роберт, товарищ, я бы все отдал за одну кружку… – затем свалился на бок и больше не шевелился.

Следующим был Пат Риди. Он лежал, совсем ослабев, на руках у Роберта, положив голову на его костлявую грудь, как ребенок на грудь матери. Перед концом он недолго бредил. Последние его слова были: «Поди сюда, мама, я так рад».

Когда Пат умер, Роберт снова сделал перекличку… Потом сказал:

– Остались только мы с тобой, Гюи, мальчик.

Гюи механически спросил:

– Какой сегодня день, папа?

Он спросил это еще раз, потом сказал:

– Папа, мне хочется пить, но я не могу шевельнуться.

Роберт дополз до него и дал Гюи напиться.

Гюи поблагодарил его.

– Теперь уже все пропало, папа, – сказал он: он все еще думал о матче. – Никогда они не пригласят меня опять.

Роберт ответил:

– Нет, Гюи.

– А мне так хотелось сыграть, папа!..

– Знаю, Гюи.

Роберт потерял всякую надежду. Он слушал, слушал, но ни один звук не извещал о приближении людей. Должно быть, им что-то помешало на пути – вода или большой обвал кровли. В его сердце больше не было ни надежды, ни горечи.

Осторожно опустил он на землю тело Пата и обнял рукой плечи Гюи. Он никогда не уделял Гюи много внимания. Гюи был слишком похож на него самого, слишком молчалив и сдержан. Теперь Роберт твердил себе, что недостаточно любил Гюи.

Он хотел поговорить с сыном, но это было трудно, язык его не слушался, говорил не те слова. Он закашлялся, и у него стало солоно во рту и что-то потекло изо рта, подобно этим непослушным словам.

Время шло. Последний слабый вздох шевельнул грудь Гюи. Гюи умер, думая о матче, в котором ему никогда не придется участвовать, умер подлинно от разбитого сердца.

Роберт поцеловал его в лоб, попытался сложить ему руки, как сложил руки умершему Гарри. Но у него уже не было сил сделать это; у него не было сил даже кашлять. Мысленно прочитал он «Отче наш».

Мысли Роберта путались. Ему было странно, что он умирает последним, что он, чахоточный, пережил столько здоровых людей. Ну вот, не говорил ли он всегда, что кашель его не убьет?.. Да, теперь он его уже не убьет. Он не сознавал больше, где находится… он снова был на Уонсбеке, удил рыбу вместе с Дэвидом, его маленьким сыном, учил его забрасывать удочку… смотрел, как Дэвид вытаскивает свою первую добычу – маленькую пятнистую форель… «Ого, Дэви, мальчик, это замечательно! Смотри, какая она красавица!»

Время шло. Роберт пошевелился, открыл глаза… зажег последний огарок, подумав, что жалко оставлять его. Раз это можно, он не хотел умирать в темноте.

Свеча осветила желтым светом неподвижные, призрачные очертания мертвецов. Роберт понимал, что скоро и он будет мертвецом. Он не чувствовал страха, не чувствовал ничего. Но напоследок ему пришло в голову, что надо бы написать Дэвиду… Дэвид всегда был его любимцем.

Он порылся в кармане и достал записную книжку, карандаш и листок бумаги. С трудом собрал мысли и написал:

«Дорогой Дэвид, ты получишь это, когда меня найдут. Мы застряли в Скаппер-Флетс. Мне удалось позвонить наверх, и Баррас велел идти к старой шахте, но обвал нам помешал. Очень большой обвал. Гюи только что умер. Он не мучился. Скажи матери, что мы молились. Я надеюсь, что ты добьешься чего-нибудь настоящего в жизни, Дэви. Твой папа».

Он подумал мгновение, не сознавая этого, и приписал на обороте:

«P. S. У Барраса, видно, все-таки есть планы старых выработок, потому что его указания были правильны».

Он сложил листок и сунул его под фуфайку, на костлявую грудь. Сидел, привалившись мешком к обломкам кровли, словно задумавшись. Какие-то бесформенные обрывки тьмы застилали сознание. Он закашлялся привычным кашлем, с которым сроднился, который был частью его самого. Потом его тело медленно соскользнуло вниз и растянулось на земле. Он лежал на спине, раскинув руки, словно умоляя о чем-то. Мертвые глаза были открыты. Так лежал он среди своих мертвых товарищей. Свеча постепенно оплывала, пока не потухла.

Часть вторая

I