Звезды смотрят вниз

— На деньги нам наплевать, Дженни. Я не денег добиваюсь. На этот раз не будет никаких компромиссов.

— Но ведь я могла бы… — молила она, по старой привычке теребя его за отворот куртки, — я могла бы продолжать свою работу ещё некоторое время. За неё хорошо платят.

Дэвид крепко сжал губы, сдвинул брови:

— Дженни, милая, — начал он спокойно. — Нам надо раз навсегда понять друг друга…

— Но ведь мы понимаем друг друга, Дэвид, — заторопилась она с неожиданной уступчивостью, снова прижимаясь головой к его куртке. — И ты знаешь, что я люблю тебя.

— И я тебя люблю, Дженни, — сказал он медленно. — Итак, мы завтра собираем вещи и уезжаем в Слискэйль, к себе домой.

Он смотрел прямо перед собой, словно вглядываясь в будущее.

— Теперь у меня будет настоящее дело. Гарри Нэджент — мой друг. Я буду работать в Союзе горнорабочих и буду баллотироваться в муниципальный совет. Если меня проведут…

— О да, Дэвид… Муниципальный совет — это замечательно, Дэвид! — Дженни подняла к нему влажные, полные восхищения глаза.

Она уже видела себя женой члена городского самоуправления. Лицо её приняло довольное выражение, и она инстинктивно оправила платье. Дженни была одета очень хорошо и со вкусом: тяжёлый шёлковый джемпер, элегантная юбка, плотно обтягивавшая бедра, пара красивых колец на пальце. Она была несомненно красива. Но, должно быть, в последнее время она слишком много работала. Под тонким слоем пудры на её щеках Дэвид подметил мелкие, тоненькие красноватые жилки. Это было похоже на цветы, причудливые, экзотические цветы под пудрой, — и почти красиво.

Дженни посмотрела на него, склонив голову набок, полуоткрыв пухлые губы, во всём сознании своей прелести.

— Что? — спросила она. — Я тебе ещё нравлюсь? — Она засмеялась коротким, задорным смешком. — Па и ма отправились в Витли-Бэй. Салли достала им бесплатные билеты. Они приедут поздно.

Он резко отвернулся и, подойдя к окну, стал глядеть во двор. Он ничего не ответил на слова Дженни. У Дженни опустились уголки губ. Она не могла не отметить про себя, что Дэвид как-то неуловимо изменился: он стал жёстче, увереннее в себе и сдержаннее, его прежнее мальчишеское упрямство превратилось в твёрдую решительность. Позднее, когда пришли Альфред и Ада, перемена в Дэвиде стала ещё заметнее. Он был очень любезен с ними, но, не смущаясь обиженным видом Ады, категорически объявил, что Дженни и он завтра уезжают к себе домой, на Лам-Лэйн.

И Дженни напрасно надеялась, что ей удастся поколебать его решение. На следующее утро она уехала в Слискэйль поездом в девять сорок пять, а Дэвид отправился на переговоры с Геддоном.

Местное отделение Союза находилось на Радд-стрит, совсем близко от Центрального вокзала, и состояло из двух просто убранных комнат; в первой от входа помещалась канцелярия, где седой человек с лицом в синих оспинах и руками старого шахтёра приводил в порядок картотеку в большом шкафу, а на дверях второй, маленькой, красовалась надпись: «Посторонним вход запрещён». Здесь не было ни линолеума, ни ковра, — просто некрашеный и очень пыльный дощатый пол. На стенах — ничего, кроме двух-трёх таблиц, карты округа и плаката: «На пол не плевать». Когда Том Геддон появился из внутренней комнаты и вынул изо рта свою коротенькую трубку, он тут же и нарушил это правило, хотя собственно нацелился плюнуть в холодный камин.

— Ага, так вы — Фенвик, — сказал он. — Припоминаю. Видел вас на суде, перед войной. Я и отца вашего знал.

Он энергично пожал руку Дэвиду и отстранил протянутое ему рекомендательное письмо.

— Гарри Нэджент писал мне о вас, — пояснил он ворчливо. — Уберите свой конверт: если только в нём нет денег, то он мне не нужен.

Он угрюмо улыбнулся Дэвиду. Том Геддон был суровый человек. Невысокий, чёрный, горячий, с целой копной густых чёрных волос, густыми чёрными бровями и желтоватой нечистой кожей, этот человек поражал своей неукротимой энергией. Вечно он плевался, потел, сыпал проклятиями. Он обладал неистощимой способностью есть, пить, работать и ругаться. Он был прекрасный агитатор, с большим запасом стереотипных фраз и блестящим даром остроумия. Но мозгов природа отпустила ему очень мало, и из-за этого пустякового недостатка сн, разочарованный, вот уже пятнадцать лет, как застрял в слискэйльском отделении Союза. Он знал, что никогда не пойдёт дальше.

Умывался Геддон не слишком часто и имел такой вид, как будто он спал в том же бельё, которое носил днём. И так оно на самом деле и было.

— Так вы вместе с Гарри были на этой проклятой войне? — спросил он саркастически. — Только не рассказывайте, будто вам там нравилось! Пойдёмте ко мне, посидим, потолкуем.