Звезды Тянь-Шань

У Батыра все плыло перед глазами. Голова была сжата, в горле пересохло. Он с трудом приходил в себя. Что-то зловещее хохотало на все ущелье. Оно тенью скользило по загону и овцы падали на передние ноги. Его руки скользили по скалам, а глаза проникали в самую душу. Пристальный взгляд вдруг остановился на глазах Батыра. Рука чудовища протянулась и легла на плечо.

— Батыр, очнись! — вновь услышал Батыр и почувствовал как затряслось плечо. Он собрался со слабыми силами и рванулся.

Склонившись к нему, стоял отец Айше и смотрел ему в глаза. Слабой рукой он тряс Батыра за плечо. Батыр огляделся. Где Он? Не мог он принять этот мягкий взгляд за те пронзительные глаза. И рука: та была могущественной. Ну вот, овцы действительно стояли, припав на передние ноги.

— Вставай сынок. Скорее. Пойдем туда вверх по склону. Айше со старухой уже ждут тебя там. Он боится жизни, а там жизнь предков и могучих гор. Он туда не пойдет.

Свежий ветер нежно трепал волосы Айше. На ее щеках загоралась жизнь. Батыр медленно набирался сил.

— Посиди, сынок, не спеши. Мы уже привыкли, а ты впервые, — вытирал ему лицо аксакал.

«Нет, не уговаривайте меня», — думал Батыр. — «Если я раньше еще сомневался, то теперь пусть я погибну, но сломаю хребет айдахару».

Он не стал спрашивать о логове. Родителей Айше он поселил у родственников в ауле. Айше захотела жить у подруг.

Никто не любил затрагивать эту тему. В ауле не очень-то верили. «Напугал кто-то стариков», — поговаривали за спиной. — «Да и пора им из глухих гор уходить. Дочка уже большая. Замуж пора. Красавица. Женихи глаз оторвать не могут, но Батыр не ровня им. Джигит, одним словом.» Говорили уже о свадьбе. Подруги смотрели с восторгом и скрытой завистью на счастливицу.

Но Батыр про себя решил: «Совесть у меня будет не чиста, если я женюсь и завалюсь на подушки. Айдахар терзает горы. Кто как не я».

С тревогой посматривал на него отец Айше. Поздно они ее родили. Единственная. Парень попался достойный, но… не пошел бы в горы.

«Как же узнать дорогу в логово?»- думал Батыр.

Вдруг ему пришло в голову:

«Птицы! Птицы не поют!»

Он живо встал и, сказав что пойдет в степь, стал собирать поклажу.

Не все сомневались в его намерениях и рано утром он сел на коня.

Айше знала — любила она его, но промолчала.

Свинцом налились горы, но Батыр твердо решил. До стойбища с опустелой юртой он добрался быстро. Ничто не указывало на опасность. Вот и солнце выглянуло. Пели птицы.

Осмотревшись, Батыр заметил видимость дороги, огибающей огромную скалу. Он спешился, привязал коня возле юрты и пошел пешком.

Все было спокойно. Еле наметанная, а точнее давно устаревшая дорога поворачивала за скалу и как дымка двигалась по стиснутому скалами ущелью.

В узком проходе скал Батыр почувствовал чье-то присутствие. Оно смотрело на него и было везде. Его тело было прозрачным и в то же время тяжелым. Оно перемещалось везде. Батыр сжал кулаки и пошел дальше. То, что открылось ему, когда распахнулись скалы, его потрясло. Тени разных оттенков бежали по склонам гор и заполняли воздух. Тяжело-красные, свинцово-синие, дымные и ядовито-зеленые. Что-то навалилось на него сразу всем телом и сдавило голову мясистыми, но проникающими вглубь пальцами. Ноги ослабели. Скалы отодвинулись и поплыли перед глазами в мертвенно-серебристом отливе. Упав на колени, Батыр еще видел странное солнце. Оно мерцало зловещими цветами и переливами!

«Птицы не поют», — пронеслось в Сознании. Силы утекали, но перед глазами вставали видения одно сущностнее другого и одно ярче другого. Потрясающая, мрачная бесконечность двигалась сущностями, неизвестными, но глубоко понятными своим содержанием. Мир с долинами, Айшей, овцами, скакунами, мир с великанами горами и бесконечным содержанием солнца превратился в песчинку. Там было время и какое-то содержание. Здесь было все. Взгляд Батыра опустился на дорогу и здесь, в каждой песчинке, он увидел огромный мир вселенных. Там не было времени. Там было безмолвное, но потрясающе знакомое содержание сущности. Таинственно и печально стало на душе. Он увидел изнутри свое тело с мириадами содержимого, движущегося и неподвижного. Оно было заполнено больше, чем вся его, Батыра жизнь. Все было здесь знакомым в его чувствах и каком-то странном восприятии. Батыр усмехнулся внутри себя той значимости, деловитости, правилам, знаниям, которыми заполнялась та маленькая, отодвинувшаяся жизнь. Его охватило озарение ничтожности перед этой Сущностью своего в себе и в то же время стороннего, ушедшего, утерянного, утраченного.