Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1

На миг вообразив себе саму сцену — как молодому портье, с достоинством новичка наблюдавшему за ним из-за стойки, пришлось записывать весь этот сумбур, переспрашивая на каждом слове, а ко всему еще и выводить всё собственной рукой, чтобы его вознаградили за старания чаевыми, — Брэйзиер с трудом переборол на лице улыбку.

Мелких купюр при себе не нашлось. И он хотел было отложить чаевые на потом, но всё же вынул из кармана купюру в сто франков и протянул ее портье. Еще никогда, с тех пор как останавливался в этом отеле, он не расщедривался на такие чаевые.

— Что вы… Не нужно, — по-дилетантски смутился тот.

— Уговор дороже денег, — сказал Брэйзиер и, довольный своей шуткой, воткнул купюру под дно стоявшей на стойке вазы с цветами.

В номере Брэйзиер просмотрел газету, во второй раз за утро побрился, распахнул окна. Со дна уличного проезда в комнату ворвался городской шум. В мерный гул города он вслушивался с некоторой растерянностью, что-то взвешивая про себя. И вдруг он понял, что вся его былая убежденность в том, что шум города, суета ему ненавистны, была ложной, надуманной.

Он чувствовал себя вполне городским человеком. И одна мысль о том, что он находится в центре одного из красивейших городов мира, один среди несметного количества незнакомых людей, окруженный чужими заботами и неисчислимым количеством чужих жизней, одна неожиданнее другой, вдруг приводила его в какое-то радостное волнение. Тут же, однако, осознав, что так с ним случается каждый раз — каждый раз в дороге его осеняют странноватые идеи, — Брэйзиер закрыл окна на балкон, заказал в номер чай, омлет с беконом, бутерброды. Он попросил накрыть столик на двоих. И пока суд да дело, сел за свой рабочий органайзер.

После нескольких телефонных звонков он спустился в холл, чтобы отправить факс в Люксембург. Отчего сразу же не поблагодарить за оказанный ему прием? А когда он вернулся в номер и горничная едва успела вкатить в номер тележку с завтраком, раздался быстрый стук в дверь.

— Открыто!

В номер влетела дочь:

— Папа! Ты получил мое послание?

С сияющим видом Брэйзиер поднялся:

— Наконец-то… Ну наконец-то! — Поймав дочь за голые плечи, он разглядывал ее в упор с таким видом, словно хотел убедиться, что не вышло опять какой-нибудь ошибки.

Луиза была в летнем платье с открытым верхом, улыбающаяся, свежая, опять повзрослевшая.

— У тебя одеколон какой-то женский… Как у моего соседа! — заметила дочь и, приложив ладонь ко рту, тихо засмеялась. — Только он — полная твоя противоположность… С косой ходит.

— С косой? Твой сосед? — Отец не понял, что дочь имеет в виду, но утвердительно кивал, довольный всем на свете. — Кстати, нашего изготовления… одеколон… — добавил Брэйзиер. — Тебе что, не нравится?

— Твой собственный?

— Мы запустили пробный, в синем флаконе, разве не помнишь? Садись же, ну что ты топчешься… Я перекусить заказал. Ты не обедала, надеюсь?

— Как там, в Люксембурге? Всё утряс?

— Утряс.

Брэйзиер-младшая подошла к тележке с завтраком, сняла с тарелок белую салфетку, проверила начинку одного из бутербродов, приготовленных треугольниками, на английский манер, и, поморщившись, отложила его на тарелку:

— Я слышала, жулье со всей Европы ездит в Люксембург деньги прятать в банках… и что у них даже принц чем-то торгует, сувенирами или минеральной водой.

— Наверное так и есть… — ответил отец, улыбаясь. — Луиза, пока вспомнил… Ты маме насчет будущих выходных звонила? Мы ведь тебя ждем. Ты помнишь, надеюсь, что твой брат…

— Нет, папа. Ну никак.

— То есть как — никак?.. Ты не приедешь?!

— Я же тебе объясняла…

Отец казался всерьез расстроенным. Но даже такая неприятность не могла омрачить радость, которую он испытывал, видя дочь цветущей, в очередной раз повзрослевшей, — это поражало его каждый раз, когда он не видел ее некоторое время. Удивляло Брэйзиера и то, что с возрастом дочь становилась всё больше похожей на мать.

— Мы, к сожалению, не сможем пообедать вместе, — сказал он. — У меня встреча здесь неподалеку. Но вечером…

Дочь поморщилась.

— Нет-нет, на вечер уважь, пожалуйста. Ну как тебе не стыдно?

— Так и быть, — закатив глаза к потолку, вздохнула она. — Только не в восемь. Позднее. Я, может быть, приду с одной знакомой, с Моной. Но ты ее не знаешь.

— Вот и познакомишь. Если хочешь, пойдем к этому… к писателю, — предложил Брэйзиер, имея в виду семейный ресторан, находившийся возле Пантеона, который принадлежал неудачливому литератору; в былые времена, когда им с женой приходилось бывать в Париже с детьми, существовал семейный обычай обедать в этом ресторане всем вместе. — А в воскресенье я в Гарн собираюсь. Прогуляемся к Пэ вместе? — спросил Брэйзиер, назвав своего шурина тем прозвищем, которое ему давно прилепила дочь.

— Ну вот… Опять ты всё расписал в своем блокноте! Как можно составлять программы, даже не поинтересовавшись, что, может быть, я занята, что у меня… А вдруг — работа? Да нас просто завалили — ты представить себе не можешь!

— Я уже договорился с ним. Он предложил заехать за нами утром… — виновато объяснил отец. — Что делать, отменить?