Поначалу я даже не оценил всей тонкости этого политического манёвра и счёл происшедшее лишь очередной психологической атакой на строптивых депутатов. Но позже я узнал, что таким образом Анхела сохранила за собой статус главы государства на весь переходной период, поскольку в момент оглашения постановления она, согласно действующей конституции, ещё не могла претендовать на престол. А закон — «во избежание давления на судебные инстанции» — не позволял при возбуждении дела о смещении монарха назначать регентом его возможного преемника, которым формально был Рик. Если верить Анхеле (а я не видел оснований не верить ей), Верховный Суд, состоящий, как известно, тоже из людей, предпринял этот шаг по собственной инициативе и, строго следуя букве закона, сознательно пренебрёг его духом с тем, чтобы предотвратить возникновение краткосрочного, но всё же нежелательного правительственного кризиса в процессе смены власти.
Первое пленарное заседание нижней палаты парламента началось почти при полном кворуме, отсутствовало лишь несколько депутатов от оппозиции, которые, что называется, уже проголосовали ногами. Лидеры парламентского большинства, понимая, что на счету каждый голос, буквально разбились в лепёшку, но обеспечили стопроцентную явку как членов правящего блока, так и представителей нейтральных фракций, к которым после вчерашнего раскола присоединились социалисты.
Спикер, объявив об открытии сессии, сразу перешёл к делу и поставил депутатов в известность, что им получено официальное уведомление о намерении Короны воспользоваться своей
Монархия на Астурии не была декоративным институтом, глава государства не только исполнял представительские функции, но и обладал широкими властными полномочиями. Именно по этой причине появление Анхелы в парламенте не сопровождалось пышными церемониями, всё произошло в будничной, деловой обстановке, без помпы, а её выступление было не ритуальным действом, не данью традиции, не пустопорожней болтовнёй на общие темы. Это была программная речь председателя правительства перед избранниками народа.
Я слушал доклад Анхелы, сидя в ложе для почётных гостей вместе с Дженнифер, Дейдрой, Джо и Риком. Наша ложа привлекала внимание депутатов почти в той же мере, что и трибуна, с которой выступала Анхела. В каждый момент на нас пялилось как минимум полторы сотни пар глаз; и смотрели-то главным образом на меня. А время от времени к нам поворачивались телекамеры, и тогда мою физиономию лицезрели миллионы граждан планеты. Мужчины, небось, пожимали плечами и думали, а может быть, даже говорили: «И что Анхела в нём нашла?»… Я искренне надеялся, что женская часть зрительской аудитории была обо мне чуточку лучшего мнения.
Очевидно, во время вчерашних «тайных вечерь» депутаты забыли решить, когда дружно хлопать в ладоши, когда согласно кивать, а когда качать головами. Доклад Анхелы они слушали молча, не проявляя в организованном порядке никаких эмоций, кроме откровенного нетерпения. И только в самом конце, когда речь зашла о поправке к конституции, зал наконец ожил, одобрительно зашумел, раздались аплодисменты. Теперь по выражению лиц парламентариев я мог определить если не их партийную принадлежность, то, по крайней мере, степень их лояльности к королевской власти. Кислые рожи были в явном меньшинстве — но в достаточном ли меньшинстве?
Накануне я дал себе слово не влиять на решение депутатов, однако сильно сомневался, смогу ли устоять перед соблазном, если окажется, что для принятия поправки недостаёт одного или двух голосов. По натуре своей я заядлый болельщик и, как все болельщики, страшно не люблю, когда моя команда проигрывает. А сейчас моей командой была Анхела, и я болел за неё.
Закончив своё выступление напоминанием о