Пленники, находящиеся вместе с ним, объяснили ему природу этих полуживых-полумеханических скитальцев — джавов. Передвигаясь в своих огромных домах-крепостях, они рыскали в самых неудобных для жизни районах в поисках полезных ископаемых и ценных металлов. Они никогда не снимали капюшонов и противопесчаных масок, поэтому никто не знал, как они выглядят. Но считались они невероятно уродливыми. И Трипэо не надо было убеждать в этом.
Склонясь над своим все еще неподвижным товарищем, начал упорно трясти его цилиндрическое туловище. Внешние сенсоры Эрдва не были отключены, и на груди маленького робота начали последовательно, один за другим, зажигаться огоньки.
— Проснись, проснись! — призывал его Трипэо. — Мы куда-то прибыли и остановились… — как и у некоторых других роботов с богатым воображением, его глаза утомленно скользили по металлическим стенам, в любое мгновение ожидая увидеть отодвигающуюся в сторону панель входа и огромную металлическую лапу, пытающуюся найти и схватить его.
— Мы обречены, в этом нет никакого сомнения, — печально произнес он, когда Эрдва выпрямился, полностью приняв рабочее состояние. — Как ты думаешь… они отправят нас на переплавку? — несколько минут он молчал, затем добавил: «Меня убивает это ожидание!»
Дальняя стенка помещения отодвинулась в сторону и ослепительно белый свет татуинского утра обрушился на них. Трипэо был вынужден закрыть свои фоторецепторы, чтобы сберечь их от повреждения.
Несколько отвратительного вида джавов быстро проковыляли в их камеру. Они были одеты в те же самые грязные обмотки, которые Трипэо заметил на них накануне. Используя ручное оружие неизвестной конструкции, они раздавали роботам тычки. «Как они самоуверенны!»— отметил про себя Трипэо, неподвижно стоя на месте.
Не обращая внимания на неподвижных роботов, они выгнали тех, кто был способен двигаться. Среди них оказались Трипэо и Эрдва Дэдва. Теперь оба робота стояли в неровном строю других роботов.
Рукой прикрывая глаза от яркого солнца, Трипэо увидел, что они — пятеро роботов — стоят у подножия огромного песчаного танка. Мысль о побеге даже не пришла ему в голову. Такое понятие для робота было абсолютно чуждо. Чем умнее робот, тем ужаснее и невообразимее для него это понятие. К тому же, попытайся он бежать, встроенные в него датчики тотчас обнаружили бы эту неисправность в его логических блоках и сожгли бы цепи в мозгу.
Вместо этого он рассматривал купола и корпуса испарителей, свидетельствующие о крупном подземном помещении людей. Хотя ему был неизвестен этот тип строений, все признаки указывали на то, что довольно скромное уединенное поселение живет и работает. Мысль о том, что его разберут на части или заставят работать в шахте с повышенной температурой, постепенно улетучивалась из его головы. Его настроение соответственно улучшилось.
— Возможно, все будет не так уж и плохо, — с надеждой пробормотал он. — Если мы убедим этот двуногий сброд сгрузить нас здесь, мы сможем поступить на службу людям, вместо того, чтобы пойти на переплавку…
Эрдва что-то уклончиво прочирикал. Оба робота замолчали, когда джавы начали суетиться вокруг них, пытаясь приукрасить одного совсем уже никудышного робота с неестественно выгнутой спиной. Они пытались замаскировать вмятины на его теле замазкой или грязью.
Двое джавов суетились вокруг него самого, очищая его тело от песка. Трипэо отчаянно старался подавить чувство брезгливости. Одной из его человекоподобных функций была способность по-человечески реагировать на отвратительные запахи. Но ясно было также и то, что говорить им об этом было совершенно бесполезно.
Тучи мелких насекомых вились вокруг лиц джавов, не обращавших на это никакого внимания. Очевидно, этот гнус считался одним из неотделимых компонентов, как, например, рука или нога.
Трипэо был так поглощен своими наблюдениями, что не заметил двух человек, приближающихся к ним со стороны самого большого купола. Эрдва пришлось слегка подтолкнуть его, чтобы он поднял глаза.
У человека, шедшего впереди, был угрюмый, вечно усталый вид, навеянный на его лицо долгими годами борьбы с враждебной окружающей средой. Его седеющие волосы заскорузли спутанными космами, словно спирали, вырезанные из гипса. Пыль толстой коркой покрывала его лицо, одежду, руки, и, наверное, мысли. Но тело его, в отличие от души, было все еще сильным.
Лук, карлик по сравнению с дядей, с опущенными плечами следовал за ним широкими шагами. В глазах его было скорее уныние, чем усталость. То, что было у него на уме, имело мало общего с сельским хозяйством. В основном, это касалось его дальнейшей жизни и обязательств, принятых на себя его лучшим другом, который недавно улетел в голубую даль неба и вступил на путь более сложный, но и более достойный.
Высокий человек остановился перед джавами и вступил с ними в переговоры на их собственном квакающем языке. Когда джавам было нужно, их можно было понять.