Чекерс вскочил из кресла и забегал по тесной кабине, возбуждённо обхватив себя руками за плечи. Потом остановился перед экологом и неожиданно почти спокойно спросил: — Хочешь, чтобы решение принял я? Сказал «да» или «нет»? Не тот случай, Игорь. У любого решения могут быть слишком серьёзные последствия. Каждый из нас троих должен сделать свой выбор. Решать будем голосованием, так что мнения поровну не разделятся.
Игорь тоже встал, устало кивнул.
— Когда будем голосовать, Боб?
— Завтра, в полдень. Устраивает?
— Да, зачем тянуть. С Надеждой кто поговорит, ты?
— Нет, скажи ей сам. Но. Постарайся не влиять на её решение. Пусть она выскажет своё мнение, а не присоединится к твоему. Или моему.
— Хорошо.
— До завтра, Игорь. — Немного поколебавшись, пилот протянул Краснову руку, и впервые с того раза, когда их знакомили накануне полёта, они обменялись крепким мужским рукопожатием.
…В ту ночь кораллы светились сами по себе, без прожектора. Цвета пёстрыми волнами перекатывались по рифу, взлетали на утёсы — и вдруг наверху тускнели, а загорались однотонным сплошным ковром по всему дну. Иногда в тёмной воде вспыхивали праздничные гирлянды, обвитые вокруг невидимых новогодних ёлок.
Время от времени беспорядочные узоры начинали складываться во что-то напоминающее геометрические фигуры, но сходство было отдалённым, почти неуловимым, и его вполне можно было приписать игре собственного воображения. Несколько раз напротив окна эколога гирлянды превращались в написанное радужными буквами слово «Надежда». И это было странно, даже чудовищно: на дне инопланетного океана читать обычное имя земной девушки. Но Игорь, помня, как накануне сам выводил эти буквы лучом прожектора из кают-компании, понимал, что объяснить явление можно чем угодно: остаточной флуоресценцией, например, или наличием у кораллов какой-то световой памяти, и что любое, самое фантастическое объяснение будет куда правдоподобней, нежели видеть в переливах осмысленные сигналы.
Другие члены экспедиции тоже смотрели, каждый из окна своей каюты, на цветовое безумие, бушующее в море вокруг дисколёта, и думали о том, что всё возможно в этом странном мире, и разница лишь в степени вероятности одного предположения по сравнению с другим.
Всем было ясно, что в объяснение загадочному поведению кораллов можно выдвинуть сотни гипотез, но любую из них — и самую разумную, и самую немыслимую — можно опровергнуть или подтвердить только фактами. Фактами, которых у них нет. И без которых придётся принимать решение.
Свечение продолжалось около пяти часов и прекратилось под утро, когда солнце, проснувшись, приоткрыло над горизонтом лучистый оранжевый глаз. Люди больше не видели пляшущих огоньков, которые не давали им спать всю ночь, и легли немного отдохнуть. Но бортовые камеры ещё некоторое время фиксировали слабые голубые вспышки, усталым пульсом вздрагивающие в колючем коралловом теле.
Чекерс включил бортжурнал на запись, кашлянул и начал сухо, официально:
— Открываю наше чрезвычайное собрание. Результат голосования, какой бы он ни был, будет иметь силу приказа и будет обязателен для всех членов экипажа. Собственно, мы можем сразу приступить к голосованию, но я хочу сказать два слова. Решение, которое предстоит нам сейчас принять, человеку выпадает принимать раз в жизни. Нам известны факты, если их можно назвать фактами, и каждый из нас имеет право и основание толковать их по-своему. Напомню вам последствия двух возможных решений: или гибель всех нас, трёх разумных существ с планеты Земля, или гибель коралловой колонии, в которой мы допускаем носителя разума планеты Кайобланко.
Мы могли бы отложить решение на три месяца, но ни один из нас не видит в этом смысла: если мы взлетаем, надо выполнять программу по Кайонегро и скорее везти домой результаты, если мы не взлетаем — что ж, сто дней мы можем удовлетворять своё любопытство. В общем, надо решать. — Чекерс обвёл товарищей взглядом. — Кто первый? Краснов?
Игорь помедлил. Пробарабанил пальцами по столу.
— Я за то, чтобы остаться.
— Сереброва? — повернулся Чекерс к девушке. Не поднимая глаз, Надя еле слышно выговорила:
— Я считаю, мы должны лететь.
— Значит, я. — Пилот засунул руки в карманы. Помолчал секунду: он так не хотел, чтобы его слово стало решающим. — Ладно. Моё мнение — надо взлетать. Таким образом, принимается решение: взлетать. Но. — предупредил он вздох облегчения у Нади и колючую реплику, готовую вырваться у Игоря. — Но мы не должны пренебрегать даже самой малой надеждой на нейтральное решение…
— А что, есть какая-то надежда? — не выдержала Надя.
— Есть. Ночью я провёл некоторые расчёты. Если мы стартуем не со дна, а с уровня поверхности, температура воды в придонном слое повысится всего до плюс пятидесяти девяти. У рифа появляются шансы выжить.
— Но как нам подняться? Разве пропеллеры не поломаны?