Звёздный капитан

Пытаясь осилить объём абсолютно непонятной, порой противоречащей друг другу информации, зашифрованной в этих книгах, я просидел над ними часа три. После этого мой мозг откровенно попросился наружу, а из ушей пошёл пар.

Как обычно происходит в таких ситуациях, ноги сами понесли меня на прогулку. К коридору, где ранее встретил Джанет, я подходил с некоторым замиранием. С одной стороны, мне безумно хотелось её ещё раз увидеть, а с другой, я прекрасно понимал насколько это маловероятно.

Коридор, к моему разочарованию, оказался абсолютно пуст. А вот откуда-то сзади раздался насмешливый голос:

— А я всё гадала: придёте вы или нет! — Джанет возникла словно из ниоткуда в паре метров за моей спиной.

Я потрясённо на неё вытаращился, опять позабыв все слова. Девушка звонко рассмеялась, глядя на мою реакцию.

— Не желаете прогуляться, капитан?

Сам не зная зачем, я кивнул. Вместе мы неторопливо пошли по пустым коридорам. Пребывая в полной растерянности, я опустил голову, упершись взглядом в белоснежную ногу Джанет, а точнее, на её обувь. Несмотря на элегантное платье, обута девушка была в простые, очень заношенные кеды.

— Они удобные, — проследив за направлением моего взгляда, пояснила она. — Откуда вы?

— Космонит.

Я, искренне предполагая, что моя спутница или с Земли, или с её окрестностей, ожидал негативной реакции, но она лишь подняла два пальца в неясном жесте:

— Можно я буду на «ты»? Хочу дать маленький совет, — не дожидаясь моей реакции, Джанет продолжила, — если ты хочешь вызвать словами «космонит» или «колонист» у кого-то негативную реакцию, то стоит отправиться на Землю или Венеру. Потому что толстолобые снобы, считающие факт своего рождения на этих двух планетах чем-то выдающимся, остались только там.

Я усмехнулся, соглашаясь с ней, и спросил:

— А вы… — словив недовольный взгляд девушки, пришлось исправиться, — а ты откуда? С Земли?

Она провела рукой по своему платью, стряхивая невидимую пылинку, и, усмехнувшись, сказала:

— Ну, это было не сложно. Родилась в Минске, если вы слышали про такой город.

Я покачал головой, показывая, что мои познания в земных названиях в лучшем случае ограничиваются парой крупных мегаполисов.

— И что завело тебя так далеко от родины?

— Толстолобые снобы, считающие, что они вправе решать за кого-то…

Её прервали голоса вдалеке. Схватив мою руку, она оттащила меня в неприметный служебный тоннель. Указав на дверь с надписью «Вход воспрещён», Джанет сказала:

— Если ты захочешь поговорить, а меня не будет, постучи три раза и скажи: «бессонница — это когда не можешь спать, даже если уже пора просыпаться».

Сказав это, она слегка царапнула мою руку на прощание и скрылась за дверью.

***

Распорядок дня на космическом корабле — вещь очень щепетильная. Традиционно время человечество считает «по земному», вне зависимости от реальных условий. И если на планетах и их спутниках с этим ещё более-менее понятно: в конце концов, и на Земле есть полярная ночь\день. То с космическими кораблями всё несколько сложнее.

Тут используется система «вахт» — одна такая — восемь часов, три — полный земной день. Вокруг вахт вертится вся жизнь на корабле. Возможно, главная задача капитана — составить расписание так, чтобы никто не слонялся без дела.

Поэтому, такие понятия как день, ночь, утро, вечер очень быстро меняют своё значение. Ночь — это когда ты спишь, хотя по часам может быть и два часа «дня», утро — время подъёма, даже если на будильнике горит цифра двадцать три.

К такой чехарде привыкаешь не сразу: как правило, у всех начинается месяц «космической болезни» — когда человек долго и мучительно перестраивается под новый режим дня. Постепенно привыкаешь смотреть на часы исключительно затем, чтобы узнать сколько осталось до конца смены.

***

На следующее «утро» во время завтрака я повстречал Лютцева. Старика было не узнать, в первую очередь, потому что тот поменял свою привычную чёрную форму службы безопасности на стандартную синюю. Для меня они настолько срослись, что, глядя на Лютцева в другой одежде, я не сразу понял, что передо мной он.

Лейтенант таких проблем в моём отношении не испытывал, и, судя по выражению лица, он, сомневаясь в правильности своих действий, подсел ко мне.

— Капитан, — поприветствовал он меня и, словив тяжёлый взгляд, вздохнул и принялся объясняться, — я не испытываю ни капли радости от того, что мне пришлось вам лгать. Вы можете злиться сколько угодно, но я продолжу стоять на своём: меньше всего людям, очутившимся в той пустыне, нужно было, чтобы их лидер занимался рефлексией по поводу оставшихся.

Всё сказанное Лютцевым было абсолютно верным. Он, безусловно, прав, но согласиться с ним я всё равно не мог. Это был не сколько конфликт с ним, сколько конфликт между моими не знающими прощения совестью и умом. Поэтому я, постаравшись сохранить безразличное выражение лица, продолжил есть, никак не реагируя на лейтенанта.

Это его явно оскорбило, хоть он и смолчал. Поднявшись со своего места, Лютцев посмотрел на часы и сказал: