Принцесса смиренно последовала за отцом, не пытаясь воспротивиться, и Амари вновь остался наедине со своими сомнениями. Всего лишь первое утро, а ему уже пришлось выдержать три битвы – три разговора. С матерью, сестрой и отцом. Память услужливо подсказывала, что здешняя жизнь всегда была такой, но ему не хотелось верить. По коридорам дворца, как по венам, текли реки слов, кабинеты были заливами, а залы – морями; мгновение забывчивости или чрезмерного доверия могло стоить навигатору если не жизни, то фрегата… Впрочем, это было одно и то же. Амари сжал кулаки до боли в ладонях, зажмурился.
Надо собрать все силы и притвориться, будто он не понял, что сына-соловья Аматейн ни за что не признал бы.
Фаби казалось, что это суматошное утро никогда не закончится: сначала Ризель потребовала устроить ей ванну, потом велела отыскать какое-нибудь платье «не белого цвета». Если первое задание вместе с компаньонкой выполняли еще три служанки, то второе относилось уже к ней одной и было непростым – вот уже три года принцесса носила только белоснежные одежды. «Кошмар… – бормотала Фаби, перебирая гардероб своей госпожи. – Что делать, если я не найду ничего подходящего?»
Подходящее платье нашлось на самом дне сундука, который уже несколько лет не открывали, и было оно зеленым. Фаби едва успела все подготовить к тому моменту, когда Ризель закончила принимать ванну, и лишь потом поняла, что зеленый цвет может кое-кому не понравиться.
– Очень мило, – сказала принцесса, увидев свой новый-старый наряд. – Я и забыла о нем. Ты молодец!
И все, и ни слова о том, что белое платье, в котором она была накануне, Фаби пришлось прятать от служанок, потому что его от воротника до подола покрывали пятна грязи, крови и ржавчины. На робкий вопрос компаньонки, что следует с ним сделать, Ризель ответила равнодушно: «Сожги».
Фаби с огромным удовольствием сожгла бы и свои воспоминания.
– Я ухожу, – проговорила ее высочество, отвлекшись от непривычно долгого созерцания своего отражения в зеркале. – Если Амари не хочет идти ко мне, то я сама сделаю первый шаг, и даже капитан-император мне не помешает. Ты наведи тут порядок… а потом разыщи Рейнена Корвисса и передай ему это.
Воробышек с почтительным поклоном приняла из рук госпожи послание для алхимика и, как только Ризель ушла, принялась за дело. Вернуть на место все вещи, которые она поспешно вытаскивала из сундуков, было делом несложным, но долгим; впрочем, рутинная работа иной раз становится превосходным поводом для того, чтобы многое обдумать. Прогнав из головы мысли о том, где и почему ее душа бродила всю ночь, Фаби сосредоточилась на более важных вопросах.
Ризель до сих пор свободна – стражи-истуканы у дверей не в счет, – и за ней даже не следят. Почему? Если бы император намеревался поступить так, как требовал закон, то принцесса встретила бы рассвет в тюрьме. Значит, поняла Фаби, ее не собираются наказывать за измену.
А кого же тогда накажут?..
– Это не мое дело, – проговорила она, закрывая крышку последнего сундука. – Главное, чтобы ее высочество не пострадала.
Теперь можно было браться за второе задание Ризель. Спрятав в рукаве послание – обычный лист бумаги, сложенный вчетверо и даже не запечатанный, – Фаби направилась в северное крыло Облачной цитадели – туда, где поселили Рейнена Корвисса и его крылатую спутницу. Невольно ей вспомнилось, как в начале весны Лейла сокрушалась, что их обоих не отпускают домой; теперь уже был разгар лета, а эта странная пара все еще «гостила» во дворце. Фаби несколько раз пыталась познакомиться с крылатой девушкой поближе, но ей не хватало самообладания даже для того, чтобы просто подойти и поздороваться с удивительной музыкантшей.
Самое большее, что она могла себе позволить, – слушать игру Лейлы издалека.
«Почему их держат здесь? – спросила себя Фаби и не сдержала грустной улыбки. – Наверное, та вещь, о которой говорил Рейнен, оказалась лишь предлогом для того, чтобы вернуть его самого. Витес говорил, алхимику предоставили все необходимое для работы… интересно, когда Рейнен понял, что не сумеет отсюда выбраться?»
– Так-так, – сказал знакомый голос, и чья-то рука грубо схватила Фаби за локоть и развернула. – Куда ты торопишься, дитя?
Джессен Витес, легок на помине. Она смиренно опустила глаза, но руку все-таки высвободила. А если принцесса не предусмотрела, что записку может прочитать кто-то, кроме Рейнена?..
– Я несу послание ее высочества. Пропустите!
– Послание? – переспросил Витес. – Очень интересно! Ну-ка, покажи его мне…
Фаби не успела опомниться, как рука Витеса мелькнула, словно молния, и выхватила листок, но стоило ястребу развернуть адресованное Рейнену Корвиссу письмо и начать читать, как его лицо разочарованно вытянулось.
– Держи, – сказал он, презрительно сморщив нос. – Тоже мне, секретная почта.