Очень медленно и неохотно они все-таки принялись за еду, но потом дело пошло на лад: вечер был похож на тяжелый камень, который несколько человек пытались сдвинуть с места и совсем уж отчаялись, когда он вдруг покатился сам. Фаби, впрочем, не участвовала в веселье – она отрешенно следила за музыкантами, изредка прислушивалась к разговорам и пыталась бороться со сном, который опять напомнил о себе в самый неподходящий момент.
«Вот будет смешно, если я упаду прямо тут, лицом вниз…»
– …И расскажете, что произошло на самом деле? – Резкий голос Рейго Лара вывел Фаби из оцепенения, но начала вопроса она не услышала. – Это ведь интересно не только мне, но и всем присутствующим.
– Я бы так не сказал, – встрял Рейнен Корвисс. – Не надо ворошить прошлое, Рейго.
– Мой отец был предателем, – монотонно пробубнил Кристобаль Фейра. – Они с моим братом получили по заслугам. Иначе и не могло случиться.
Фаби обомлела; на мгновение вновь сделалось так же тихо, как при появлении феникса. По доброй воле Пламенный князь ни за что не сказал бы такого, а это значит, что капитан-император сумел сломить его волю, сумел доделать то, что не завершил много лет назад, когда клан Феникса ускользнул от него в единственное доступное убежище – в смерть.
– Вот оно как… – пробормотал Рейго, получив совсем не тот ответ, на который рассчитывал.
Торрэ коротко рассмеялся – ему пришлось по нраву услышанное, но Фаби ничуть не сомневалась, что скопа по-прежнему жаждет крови.
– Кто-нибудь желает услышать подробности? – поинтересовался капитан-император. – Наш гость нынче расположен к беседе – да, Кристобаль?
– Верно, – ответил Фейра все тем же неживым голосом. – Я готов.
…Фаби посмотрела на принцессу и увидела, что та сидит, напряженно выпрямив спину и устремив перед собой отсутствующий взгляд. Это конец, поняла компаньонка. Если Фейра не выстоял, то им и подавно не удержаться, не спастись – капитан-император, словно свирепый шторм, раздавит и разрушит все, что удалось сберечь. Хаген получил три дня жизни, но из дворца ему не выбраться; крыланы так до конца своих дней и будут спасаться от тех, кто придет в Сады Иллюзий глазеть на людей-птиц; Эсме и вовсе не выживет – рано или поздно Рейго и Кармор доберутся до нее…
Усилием воли она заставила себя снова проснуться.
– У меня тоже есть вопрос, ваше величество, – сказал Эйдел Аквила, зловеще улыбаясь. – Вы позволите? Раз уж выдалась такая удивительная возможность узнать то, о чем я не раз думал за все эти годы… Скажи мне, Кристобаль, неужели в клане Фейра действительно не было ни одной кукушки?
– Эйдел, какая бестактность! – возмущенно воскликнула Алиенора, и ее многие поддержали – Рейнен, Джессен Витес, даже Рейго Лар. – Вы забываетесь, юноша!
Улыбка исчезла с лица Аквилы, но отступать он не желал.
– Смиренно прошу прощения, моя повелительница. Но, раз уж запрещенное слово было изречено, пускай прозвучит и ответ на мой вопрос! Ведь это действительно любопытная загадка: как в самом малочисленном семействе за долгие века не появилось ни единого… – Эйдел едва не сказал «выродка», но вовремя остановился. – Ни единой кукушки!
– Я… считаю это недопустимым, – сказала императрица, но в ее голосе не было уверенности. Впрочем, разве можно ожидать от соловья безумной смелости? – Пусть… пусть решает мой супруг.
Все взгляды обратились к Аматейну.