Они вновь бежали, теперь полагаясь не на указания Змееныша, а на собственное чутье, которое подсказывало путь к «Невесте ветра», и вновь сражались. С Эсме продвигаться стало сложнее, но в то же время ее присутствие придавало им сил.
А потом лабиринт дворцовых коридоров закончился, и они оказались снаружи.
– Смотрите, это Джа-Джинни! – крикнула Эсме, указывая вверх. Была глубокая ночь, и они ни за что не заметили бы черного крылана в темном небе, если бы не его ноша – что-то белое, большое. Джа-Джинни летел тяжело, низко, и они все пятеро застыли, наблюдая. Невесть откуда возникло предчувствие беды – и беда случилась.
В одном из окон северного крыла что-то полыхнуло – раз, другой.
Крылан упал.
– Джа-Джинни! Джа-Джинни! Нет, нет, нет, НЕТ!!!
Когда они подбежали к тому месту, где рухнул на землю человек-птица, Лейла уже пришла в себя и ползала на коленях рядом с ним. Запрокинутое лицо Джа-Джинни побелело, из угла рта стекала струйка крови, а рана на груди не оставляла сомнений, что способности Эсме будут совершенно бесполезны, потому что она не умеет воскрешать мертвецов без сердца.
– Нет… – выдохнула целительница. – Я тебе этого не позволю…
И прежде чем кто-то из них успел хотя бы осознать, что происходит, она до дна осушила один из флаконов, столь удачно прихваченных Хагеном из лаборатории.
– Сумасшедшая, ты умрешь! – закричал Умберто, бросаясь к ней, но было уже поздно: руки Эсме окутались черно-золотой пылью, а лицо превратилось в бесстрастную маску.
Лейла молча отодвинулась и замерла, устремив на целительницу немигающий взгляд, полный мольбы. Хаген выругался, швырнул на землю свою саблю, а Амари вдруг ощутил, что желание сражаться и прорываться на волю исчезло, как исчезает последний луч солнца на закате. Он чувствовал себя совершенно пустым, высохшим и ни на что не способным.
Ему не нужна была свобода, добытая такой ценой.
– Кузнечик! – вдруг позвал Паоло, и принц не сразу понял, что тот обращается именно к нему. – Ты заметил на груди у Звездочета… ш-ш-ш… круглый медальон на цепочке?
– Да, – ответил Амари, машинально отметив про себя, что Змееныш уже не впервые называет своего бывшего хозяина Звездочетом, словно отрицая его власть над огромной империей и всеми ее обитателями. – Это что-то важное?
Паоло проигнорировал вопрос:
– С-сумеешь его с-сорвать?
– Он мне не позволит, – сказал принц, качая головой. – Точно, не позволит.
– Я отвлеку, – Змееныш прищурился. – А ты срывай. Не забудь, о чем я прос-сил… и, пожалуйста, будь с ней добр.
– С кем? С Эсме?
– С ней, – повторил Змееныш с необыкновенной теплотой, и…
Раздался свист. Умберто рухнул навзничь со стрелой в спине. Если бы он за миг до этого отошел в сторону хоть на шаг, стрела попала бы в Эсме. Паоло кинулся на принца, повалил его на землю, и Амари едва успел заметить, что невидимые стрелки́ больше никого не задели.
Ему было жутко оттого, сколь простой и безжалостной оказалась смерть друзей.
– Сдавайтесь! – раздался голос Эйдела Аквилы. – Вы окружены!
Стало тихо. Сердце Амари билось просто оглушительно, и он, вслушиваясь в этот звук, не сразу почувствовал довольно-таки чувствительный тычок под ребра, которым наградил его Паоло.
– Позови, – раздался еле слышный шепот… или ему померещилось? Зрачки желтых глаз расширились, в них отразилось перепуганное лицо маленького принца. – Позови…
– Отец! – крикнул он. – Ты здесь, я знаю! Покажись!
– Ваше высочество… – Эйдел ненадолго умолк. – Идите к нам, сюда!
– Пусть капитан-император сначала выйдет из укрытия! – тотчас же ответил Амари. Хриплый голос едва ему повиновался, грозил вот-вот исчезнуть окончательно. – Я хочу его увидеть!
Он лежал на земле, придавленный тяжестью Змееныша, и вдыхал резкий зеленый запах… Ох, три тысячи кракенов, это же клумба! Одна из тех, вдоль которых днем постоянно прогуливаются нарядные парочки, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветами. Принц протянул руку и нащупал посреди переплетения сломанных ветвей розу. Цвет ее в темноте был не виден, но он знал – красная.
Он сжал шипастый стебель так, что стало больно до слез, и в этот миг послышались осторожные шаги, а вслед за ними и голос:
– Я здесь, мой мальчик.
Сколько в этом голосе было любви…
Змееныш прыгнул – словно распрямилась туго натянутая пружина, – но лучники тоже не оплошали, и в полете его пронзили сразу три стрелы. Все же полукровка почти сумел завершить свою самоубийственную авантюру: он рухнул на землю рядом с Аматейном и, качнувшись, привалился к коленям бывшего хозяина. Капитан-император, помедлив лишь мгновение, наклонился и одним резким движением сломал ему шею.
Этого мгновения Амари хватило, чтобы послать мысленный приказ. Медальон лег ему в ладонь, обрывки цепочки скользнули на землю.