Звёздный огонь

– Можно. Это никакое не оружие. Это полуживая машина, грейна. Она была создана воронами-алхимиками во времена Основателей и использовалась для очистки воды. Ее ниоткуда не привозили, а, скажем так, изменили. Она всегда была здесь, но тот, кто все это устроил, заставил ее нести смерть.

– Полуживая машина… – повторил Нами с благоговением. – И мы никак не можем ее исправить?

Крейн покачал головой:

– Нет, об этом и речи не идет. Наших знаний не хватит – даже современные алхимики, скорее всего, ничего не смогли бы сделать. Это древняя вещь, уникальная вещь – и, увы, безвозвратно испорченная. Когда трубы водовода пересохнут, грейна исчезнет – так сказал мне посланец его величества. Он был немногословен, но не лгал, ручаюсь. Это все, что я смог для вас сделать, Нами. Посланец также сказал… – Крейн запнулся. – Он сказал, что противоядия не существует. Я сожалею.

На лице правителя Ямаоки не отразилось даже тени той боли, которую он испытал, услышав последние слова Крейна, но его голос сделался совершенно безжизненным. Поблагодарив капитана «Невесты ветра», Нами поспешно ретировался, и Хагену показалось, что он, отвернувшись, украдкой вытер слезы.

Крейн проследил за ним взглядом, потом повернулся к своим морякам:

– Хаген, Умберто. Я должен попросить у вас прощения.

«За что?» – хотел было спросить удивленный пересмешник, но Умберто его опередил.

– За то, что сделали из нас приманку? – сказал он с добродушной усмешкой. – Не стоит, капитан.

Хаген промолчал. Он смотрел на посеревшее от усталости лицо Крейна и думал, сколько человек – или магус? – может вынести и ради чего он сам пошел бы на такое.

– Мы возвращаемся в Кааму? – спросил Джа-Джинни. – Ведь задание Лайры выполнено… или нет?

– Тут неподалеку храм Заступницы, – вполголоса сказал Крейн вместо ответа. – В лазарете при храме Эсме лечит отравленных… то есть пытается лечить. Я собираюсь ее навестить. Если хотите, можете составить мне компанию.

Улыбка тотчас же сползла с лица Умберто; он покачал головой и сослался на какие-то неотложные дела на борту. Джа-Джинни, не особо утруждая себя объяснениями, заявил, что хочет отдохнуть. А Хаген отчего-то растерялся и кивнул, хотя понимал, что следует отказаться.

Крейн молча зашагал прочь; пересмешнику оставалось лишь последовать за своим капитаном. Храм и лазарет располагались в западной части порта – два мрачноватых здания со стенами из серого камня, густо увитыми плющом. Отчего-то Хагену сделалось не по себе, и он почти собрался сказать капитану, что подождет снаружи, как вдруг Крейн обратился к нему сам.

– Полагаю, ты понимаешь, – сказал он негромко, – что Эсме не должна знать о произошедшем между мной и Эйделом Аквилой?

– Я буду молчать… – ответил пересмешник так же тихо. – Но ведь, кроме меня, еще кое-кто знает о случившемся. Многие видели, как выносили Эйдела…

– Да, – перебил Крейн. – Я понимаю, что все тайное рано или поздно становится явным. Просто еще рано. Я… не хочу, чтобы она узнала об этом сейчас.

Пересмешник хотел спросить своего капитана, как же быть с целительской чувствительностью Эсме и ее способностью читать мысли с трех шагов, но тот уже толкнул дверь и шагнул через порог. За один лишь миг магус преобразился – расправил плечи, поднял голову, каким-то чудом избавился от усталости, сковывавшей движения, – и Хаген ничуть не удивился, когда увидел на лице Крейна знакомую полуулыбку.

Они вошли в просторный зал с высоким сводчатым потолком; здесь было тихо и прохладно, лишь где-то снаружи ворковали голуби. На койках, расставленных вдоль стен, покоились люди, похожие на спящих, но их сон был слишком глубок и длился чересчур долго. Хаген шел, исподволь разглядывая восковые лица, запавшие щеки, проступившие под глазами синяки. Он никак не мог отделаться от ощущения, что все эти мужчины и женщины на самом деле мертвы.

Две молоденькие эльгинитки, завидев неожиданных гостей, исчезли – словно растворились в холодном воздухе. Эсме, сидевшая рядом с одним из спящих, даже не пошевелилась, но Хаген почувствовал, как его сознания коснулось что-то легкое, нежное: целительница их заметила, просто не хотела отвлекаться. Крейн подошел к ней и остановился, терпеливо ожидая, пока девушка откроет глаза и посмотрит на него.

Казалось, прошла целая вечность.

– Не могу, – страдальчески морщась, произнесла Эсме. – Не получается.

– Ну-ка, соберись! – скомандовал Крейн с притворной строгостью. – Что именно у тебя не получается?

– Когда я исцеляю раненого или больного, то… скажем так, шью. Вижу прореху и зашиваю ее. Но в их сердце-сути нет прорех, все целое. Они здоровы. – Целительница взмахнула рукой, словно желая охватить весь зал и всех спящих. – Ну… в каком-то смысле здоровы. Их души блуждают в лабиринте и не могут отыскать выход. Если оставить все как есть, через некоторое время они начнут умирать от истощения.

– Лабиринт, говоришь?

Она кивнула:

– Я вижу его начало. Но не знаю, смогу ли выбраться.

– Да, это сложно, – проворчал Крейн и призадумался.