Его гипертщеславие и пренебрежение к человеческому достоинству, которое раньше (в материальном мире) ему удавалось скрывать или подавлять, здесь моментально расцвели пышным цветом. И не использовать этот пунктик ну просто было бы преступлением. Благодаря гениально организованной свадьбе – моё почтение вам (Зоро выполнил книксен в сторону Кеши) – удалось здесь, в тонком мире, со многими побеседовать тет-а-тет. И должен сознаться, что некоторые люди вообще не имеют никаких пунктиков, но они не представляют интереса. А у некоторых, таких как профессор Бреус или полковник Акиндин, пунктики настолько непреодолимы, что с них не сорвёшь даже простейшего цветка. Валун – он во всех мирах валун. Кроме того, после них остаётся слишком много остаточного электричества. А побеждать пустоту, которая не желает быть пустотой, увы, мне просто недосуг.
– Не знаю, зачем всё это – зачем? – во второй раз спросил Кеша.
И Зоро радостно объявил, что понимает, очень даже хорошо понимает зачем. Его буквально сейчас осенило. Они могут создать великий тандем. Ведь наши достоинства есть продолжение наших недостатков, но как бы за гранью, за которой они уже травмируют
Он многозначительно взглянул на собеседника.
В общем, он, Кеша, будет извлекать у людей инстинкты, которые для Зоро почему-то недоступны. А Зоро займётся инстинктами, в которых Кеше не хочется копаться. Кстати, таких гораздо больше. Так что работы у Зоро – непочатый край. Они смогут создавать людей по своему усмотрению. В их руках будет альфа и омега.
И тогда Кеша в третий раз спросил – зачем?
Над холмом неожиданно пробежал лёгкий ветерок. Кеша явственно услышал шелест листьев
– Это всё проделки остаточного электричества, – вскричал Зоро.
Вместо диска в сгущающемся воздухе возникла Мавра Седнина.
– Иннокентий, Кеша! – с ужасом воскликнула она. – Это не Зоро, это лиходей, поедающий биополя. Он подобен компьютеру,
Увидев, что так называемый Зоро никак не реагирует на появление своей возлюбленной, а напротив, привстал и, наклонив голову, суетливо перебирает диски и флэшки, Кеша подхватил Мавру. И в тот же миг почувствовал, что рядом с ним стоит Фива, а точнее, ангел, олицетворяющий Фиву, потому что она излучала такой лучезарный свет, которого прежде он никогда не видел. И всё её внимание было приковано не к нему, а к ней.
Мавра обрадовалась, шагнула к Фиве и уже в её объятиях прошептала, что все экстрасенсы, до которых добрался этот лиходей, висят у него на поясе. Теперь они обречены до скончания века скитаться во времени, в будущем или прошлом, он никогда не отпустит их в
С отчаянностью экстрасенса, овладевшего в ЛИПЯ тренингом концентрации сознания и теперь бесповоротно гибнущего, Мавра явила Фиве свою любимую детскую игрушку.
Нет, это была не кукла, не кошечка и не лошадка. Это была лодочка, в общем-то на лодочку не похожая ни формой, ни содержанием. Какая-то слоистая и вогнутая, как горсть, плашка. С внешней стороны холодная, металлическая, покрытая тёмно-зелёной краской, под цвет абажура на столе. А с внутренней – сделанной как бы из наплыва прозрачной керамики, всегда тёплой, гладкой и чёрной, как антрацит. Это потому, что под керамикой находился слой из совмещённых сеточек, пересыпанных мелкими взблёскивающими, точно икринки, дробинками. Плашка была необыкновенно лёгкой и, наверное, очень легко держалась на воде.
Эту лодочку подарили ей.
Мавра с нежностью, словно на живое существо, посмотрела на маленькую плашку, удобно облегающую горсть. Впрочем, что она? Теперь – всё равно.
Эту лодочку подарила ей мама. Она всегда говорила: «Дорогая Марочка – милая помарочка», в ней приплывёт к тебе твоё счастье. Положишь в неё небесный перстенёк, и всё, что пожелаешь, сейчас же исполнится.
Мавра улыбнулась какой-то далёкой нездешней улыбкой. А у неё-то и перстенька нет. Всё надеялась, что Зиновий подарит. Она быстро взглянула на того, кто всё ещё пребывал в обличье Зоро, и заторопилась, ища Фивину руку. Пусть она возьмёт её лодочку себе, может быть, к ней приплывёт её счастье?!
И Мавра как внезапно явилась, так же и исчезла.
И в это мгновение Кеша почувствовал, что рядом с ним стоит Фива. Он ощутил в её ладони, как бы в своей собственной, теплоту лодочки. Он ощутил её, словно прощальную горсть счастья, подаренного Маврой и ему. И его сердце мучительно сжалось. Он помнит, помнит эти лодочки счастья с самого детства, когда ещё была жива мама.