Одежда его словно сохранилась с прошлого, двадцатого века: серый костюм-«тройка», белый галстук полоской, иссиня-черная шелковая рубашка. Ботинки его я не видел, но не сомневался, что они в тон галстука и вычищены до блеска, так, чтобы в них можно было отражение свое увидеть не хуже, чем в тульском зеркале.
– Кто это у нас? – поинтересовался Стенька. – Николай Семенович Разумовский-Таврический, семнадцатый человек в линии наследования Рюриковых, зарабатывающий на жизнь… напомни, чем?
– Я частный детектив, – мрачно ответил я. – Все ты знаешь, мог бы и не спрашивать.
– Частный детектив… – Романов сморщился, будто съел банку маринованной редьки. – Ты знаешь, сколько на тебя государство в месяц тратит? Полторы сотни рублей, как с куста! А ты, гамадрил, отправляешь их каждый раз заказным письмом мне в канцелярию, и девчонки у меня ночами не спят, думают, как бы их оприходовать – потому что кроме тебя таких оригиналов у нас в княжестве не водится! Поступай уже на службу, не будь дураком.
– На службу кем? – мрачно поинтересовался я. – Воеводой в чухонский округ? Командовать плешивыми сотниками? Считать количество выданных на руки портянок и гонять мух по стеклу? Дайте мне городок, сделайте губернатором – я пойду.
Вариант казался абсолютно беспроигрышным. Такую должность мне никто не даст, а значит, оставят на месте, в столице, в Торжке, заниматься тем, что мне нравится. И буду я дальше распутывать дела непутевых девчонок, вышедших замуж за любвеобильных старцев и не удержавшихся от соблазна, искать пропавших наследников и домашних кошечек, подсматривать за неверными супругами и выяснять обстоятельства исчезновения неучтенного товара со складов наших видных купцов.
В общем, заниматься тем, с чем славные торжокские граждане по каким-то причинам не доверят работать полиции или тем более охранке, которую подпускать близко – себе дороже.
– Коленька, – неожиданно перешел на панибратский тон Романов, чем спровоцировал у меня приступ паники. – Я ж тебя не зря к себе вызвал! Именно сегодня, именно сейчас есть у меня для тебя городок! Может, слышал: Москва зовется, сорок тысяч душ, всё больше, конечно, крестьяне да мастеровые, но и купчишек сотня наберется, и дворян, в основном столбовых, – правда, всего несколько десятков.
– Ты не дашь мне город, – сказал я, но уверенности в своем голосе не чувствовал. – Там же живые люди, а я никогда не управлял…
– Тебя учили, – жестко ответил Стенька. – Вначале родители да дядьки, потом в университете, да и сейчас на тебя полтора десятка человек пашет, и, по слухам, ты не бедствуешь. Так что можешь не отпираться – все твои условия я выполнил. Документы и деньги отправил этой твоей крыске ученой, как ее…
– Светославе, – обреченно ответил я. – Неужели так важно приставить меня к государственной службе?
– Ты дурак? – тихо спросил Романов. – Если завтра по Торжку жахнут бомбой, начиненной костями с Чукотки, мы здесь все поляжем. А кто останется? Ну, понятно, Васька Рюриков, Сенька Рюриков, да еще… А кто еще? Все, великих князей, чтоб не жили в Торжке, больше нет. И ты сразу станешь четвертым в очереди – после своего братца, обожающего шить костюмы на заказ, а из вас двоих, как это ни печально, я бы поставил на тебя!
Почему-то все вокруг считают, что Петр Семенович Разумовский-Таврический педераст и разгильдяй, хотя на самом деле он большой любитель баб и труженик каких мало. Но доказывать это я устал еще двенадцать лет назад, когда после неосторожной фразы кузена Вили из Грандбритании я проткнул ему шпагой на дуэли левую руку.
Это спровоцировало небольшую заваруху на свадьбе княжны Софьи, в которой росские и грандские дворяне изрядно поколотили друг друга, а так как наших было больше, происшествие едва не сподвигло бабушку Елизавету Ричардовну на начало войны между нашими в общем-то дружными державами.
– Мне надо подумать. – Это было лучшее, что я смог сказать.
– Ты должен уехать в Москву и построить там местных так, чтобы они платили подати и не возмущались, – ответил Стенька. – А если попытаешься провалить затею, поставлю тебя губернатором в Нижнем, там народовольцы рожи повысовывали, повадились бомбы кидать в начальство – хотя бы какую-то пользу принесешь, не сгинет вместо тебя хороший человек.
Романов опустил взгляд к бумагам, лежащим на столе перед ним. Он явно давал понять, что аудиенция закончена.
– Я подумаю, – повторил я, но на этот раз сатрап и душитель, которого почему-то так привечал мой дядюшка, стоящий у руля Великого Княжества, даже не шелохнулся.
Пристав на входе сменился – и новый явно знал меня в лицо, потому что приподнял щегольской кивер и звонко выпалил:
– Здравия желаю, Николай Семенович!
Я, хотя и не служил – не считая юнкерской молодости, когда полгода провел на Кавказе, стреляя уток, – все же имел чин штабс-капитана, позволяющий получить должность воеводы и требующий от нижних чинов уважения.