Звонкий ветер странствий

Егор усердно и размеренно грёб, а его внутренний голос продолжал размышлять и без устали разглагольствовать: – «До деревни маори – от места высадки – всего-то мили две с половиной будет, может, и все три. Ерунда, быстренько доберётесь! Первым делом, надо будет найти дельную смотровую площадку, осмотреться, понять, где эти бессердечные ублюдки содержат Герду и Томаса. Если, конечно, тьфу-тьфу-тьфу, их ещё не убили и не слопали… Потом с одного края деревушки размещаем первую бочку с порохом, на другом краю – вторую. Взрываем их по очереди. Когда взорвётся первая бочка, то людоедов обязательно охватит конкретная паника, они начнут бестолково метаться из стороны в сторону. Когда же – минут через пять-шесть – сработает и второй бочонок, то туземцы непременно кинутся прочь из поселения, позабыв обо всех традициях, обрядах и праздниках… Вот, тогда-то – полный вперёд к месту заточения узников, скупо и рачительно разбрасывая по нужным сторонам ручные гранаты… А, что такого? План как план, вполне реалистичный, даже внушающий определённые надежды на успех… Эта бухта верёвки, что наша Александра Ивановна презентовала на прощанье? Да, ну, нет для неё места в вещмешке! В лодке, братец, оставь. Потом вернёшь и… Так, верёвка… Какая-то очень простая ассоциация так и напрашивается… Всё ли мы с тобой учли, ничего не забыли? Ведь, вертится что-то на языке (или – в уме?), определённо, вертится… Давай-ка ещё раз – всё вспомним хорошенько, внимательно и без всякой спешки.… Итак, шлюпка подплывает к обгоревшей и почерневшей «Луизе», лежащей на правом боку (или – на правом борту, борте?). Из обшивки левого борта бригантины торчат древки оперённых стрел, дротиков и копий. Над белыми бурунами рифа неожиданно поднимается человеческая рука. Через десять-двенадцать минут израненный Лаудруп уже находится в шлюпке и, плюясь во все стороны кровавой пеной, хрипло рассказывает о коварном нападении туземцев… Что же происходит дальше? Дальше ты – через окуляр подзорной трубы – тщательно осматриваешь берег, откуда приплыли злые дикари. До острова всего-то полмили. Очень длинные пироги, вытащенные на белоснежный песок, потом какие-то тёмно-фиолетовые низенькие кусты, некое подобие забора – с большими воротами посередине, за забором мелькает зелёная листва деревьев, из-за которой высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин… Стоп! Ещё раз! Из-за зелёной листвы деревьев дружно высовываются конусообразные, светло-жёлтые крыши хижин – на фоне чёрной, невысокой (наверное, метров сорок-пятьдесят в высоту) отвесной скалы, покрытой крупными белыми знаками, напоминающими древние руны… Ага, уже значительно теплее! Что мы с тобой, братец, ещё знаем про этих маори, кроме того, что они были идейными и упрямыми людоедами? Ну-ка, вспомни бессмертное произведение Жюля Верна – «Дети капитана Гранта»! Читали мы с тобой его когда-то, в далёком босоногом детстве… У маори было такое коронное и незыблемое понятие – как «табу». Ну, того – совсем нельзя, сего – совсем нельзя… Никогда и ни при каких условиях. Под страхом лютой земной смерти и страшного гнева небесных могучих Богов… И верховные вожди маори этим понятием всегда бессовестно манипулировали – как хотели – для личной выгоды. Самая их любимая мулька – это метить определённые места вблизи туземных поселений знаком «табу». Мол, на данную территорию простым смертным вход строго запрещён! Очень удобная вещь, для тех, кто понимает, конечно… На случай неожиданного голода там можно было держать солидные запасы продовольствия, не опасаясь, что на него кто-нибудь покусится. Когда междоусобные войны заканчивались бесславным поражением, то там можно было успешно прятаться, дожидаясь лучших времён. Ну, и так далее.… Многие элементы «табу» плавно перетекли, если ты, братец, помнишь, и в двадцать первый век. Ну, мигалки на крышах легковых автомобилей, депутатские значки, различные удостоверения несуществующих контор с громкими и пугающими названиями, муляжи телекамер над заборами шикарных дач на Рублёвском шоссе… Извини, не буду больше отвлекаться! Итак, чем такое тайное и надёжное место ближе к папуасской деревне – тем лучше. Чего бегать-то далеко? Ноги, они же не казённые! Тем более что бывают такие жизненно-важные моменты, когда время крайне дорого… А чтобы всякое худосочное быдло случайно не забрело в тайные и благословенные оазисы, те места – всенепременно и тщательно – помечали очень крупными, видными издали знаками. Если я, конечно, не ошибаюсь, то у маори было принято рисовать эти заветные знаки именно белой краской… О-па! Вот, оно даже как, блин новозеландский, да с начинкой из печени старого шотландца… Да, Александра Ивановна, раскрасавица и умница наша! Не, братец, тебе супругу, не иначе, сам Господь Бог послал, последним гадом буду… Всё, планы предстоящей операции резко и кардинально меняются…».