Звонок из Мемфиса

Вице-премьер прилетел на дачу глубокой ночью. Медея спала. Богли посмотрел на спящую красавицу, задавшись вопросом – можно ли укрыться в монастыре вдвоем? Наверное, можно. Но этот блестящий алмаз выведет из строя любой ладно работающий механизм, особенно монастырский. Решив, что Бог заметит с небес его старания, Богли отбил на веранде перед луной пятьдесят земных поклонов. После тихонько пробрался в спальню и лег рядом с Медеей, обняв ее словно спасательный круг. Сон чиновника был беспокойным. В конце концов Медея отодвинулась от него, и Эстом уснул, утонул в океане из собственных страхов.

С утра, собрав немногочисленные вещи, они заехали в Национальный Дом Универсальной Торговли – НАДУТь. Воспользовавшись тем, что Богли ушел в свои думы, вручив ей кредитку, Медея купила чемодан модных вещей. И самостоятельно уложила купленное в яхту, оставшись довольной обновками. Отобедав в ресторане универмага, они отправились на юг – край, напоминающий рай. Всю дорогу Эстом молчал. Медея, не придавая этому значения, смотрела индийский сериал, часто хохоча и выпивая шампанское. Богли угрюмо взирал то на нее, то на экран. В эпизоде, где сикхи в черных одеждах отрубают главному герою голову, ему захотелось разрыдаться. Но сдержался.

– Обожаю индусов, – размышляла девушка. – Жизнь длинная, а времени нет. Так сказал принц возлюбленной перед смертью. Красиво?

– А за что его казнили?

– Отец хотел видеть наследником другого. Но и новый полюбил ту же.

Эстом вздохнул, представив, как он лишится головы, а Медея перейдет следующему вице-премьеру. Романтика!

Глава 2 Гога

Отдых пары не заладился с самого первого дня прилета в Батуми. Нехорошие мысли роились в голове Богли. Он не мог отвлечься, пил и срывался на грубости. Девушка стала избегать разговоров с ним, а потом отгородилась от мужчины стеной молчания. Если случалось им обменяться словом, то они быстро переходили на повышенные тона. Настроение обоих безвозвратно портилось.

Оставалось лишь найти повод прекратить отношения. И он нашелся. На второй день отдыха Эстом с приятелем Гогой Василашвили встретились на модном пляже «Жги Москву!». Друзья устроились на шезлонгах в тени, бросив легкие рубашки на стулья. Крупный, средних лет, покрытый густой растительностью представительный грузин Гога держал в руках сигару «Салют Родины», стряхивая пепел в металлическую плошку. Курить на пляже запрещалось, но для Гоги делали исключение. Эстом выглядел как ядовитая бледная поганка на фоне здорового, загоревшего грузина. Офисная, бумажного цвета кожа Богли вызывала у отдыхающих жалость своей белизной и красными расчесами от укусов злых подмосковных слепней. Эта нелепость раздражала Эстома: он мечтал о загаре, как у местной публики. Дело, которое объединяло Богли с Василашвили, было криминально-щепетильным и касалось узкого круга лиц. Точнее, двух группировок – Московского кооператива министерских товарищей и Общества тбилисских цеховых подпольщиков. Влиятельные кланы связывали обязательства и взаимное недоверие. Первое приносило доход, второе – проблемы. Внешне их отношения выражались в дружбе, которая могла перейти в стрельбу из-за не учтенных договором мелочей. Эстом нервничал. В игре произошли изменения. Он стал подозреваемым в расследовании Прокуратуры, а Гоша, главный порученец Гелика Давыдовича, похоже, сыграл роль Иуды, сдавшего Богли Прокураторам.

– Докапываются, и ведь докопаются. А я вообще сбоку припеку, – возмущался Богли, заглядывая грузину в глаза, которые тот не отворачивал, честно, с искренним участием смотря на чиновника.

– Эстом, зачем так переживать? Сильный ветер любит большие деревья. Ты не знал? Сам на дерево залез. Хищенкин – это кто такой?

– Хищенкин, Гоша, – следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР. Ты вообще слово такое слышал – хищение?

Грузин утомленно поднял глаза к небу, показательно пропуская сказанное мимо ушей.

– Зачем я с вами связался? Это же ты просил помочь!

– Я просил? – удивленно воскликнул Василашвили. – Я сказал: «Помоги, если хочешь». Ты хотел денег – ты помог. На этом наш уговор закончился. Но я тебя не просил. Грузины вообще не просят!

Сидя на жаре, они потягивали местный джин из бара, разбавляя его тоником.

– Слушай, что за дрянь мы пьем? – не выдержал гадкого вкуса напитка Гоша. – Давай лучше чачи? Мама делала специально для тебя. Она тебя так любит, кушать не может. Вот посмотри, какие формы у этой… – Гоша указал на пятилитровую бутыль, которую купил по дороге, в лавке «У Джугашвили», в подарок Богли.

– Не помню я твоей мамы… – промычал Эстом.

– Это потому, что твоя голова – дырка.

– Ну, может быть…

Эстом попытался поднять чачу, но сразу сдался: уж слишком та была тяжелой.

– Э, уважаемый, так ты надорвешься. Потом скажешь, это я тебя убил, – забеспокоился Гога. – Дай я налью.

Он крепко обхватил пузырь и, оторвав широкую, вбитую в горлышко пробку, ловко разлил напиток по стаканам.

– Пей, чача, друг, не джин. От нее потенция, как у бабуина. Кстати… – Гога вдруг посмотрел мимо Эстома.