Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил

Герберт был в суде вместе со мной, и мы оба сразу же увидели отсутствие интереса на лице судьи. Это еще сильнее встревожило Герберта. Он начал шептать мне на ухо, умоляя заставить эксперта, вызванного для дачи показаний, говорить такие вещи, которые на самом деле выходили за пределы сферы знаний этого человека. Ричардсон становился все придирчивее и начал отпускать замечания, которые слышал судья. Тем временем судья продолжал упирать на то, что эти доказательства – не вновь обнаруженные, что их следовало представить на слушании в суде первой инстанции, и поэтому они не создают оснований для отсрочки казни. Я попросил его объявить краткий перерыв, чтобы попытаться утихомирить Герберта.

– Эксперт не говорит того, что мне от него нужно! – Герберт панически задыхался. Он хватался за голову и говорил, что у него сильно болит голова. – Я не собирался никого убивать, и он должен это объяснить! – восклицал он.

Я пытался успокоить его:

– Мистер Ричардсон, мы это уже обсуждали. Эксперту не позволено говорить о вашем психическом состоянии. Он свидетельствует, что бомба должна была сдетонировать в определенный момент, но никак не может объяснять вашу мотивацию – суд этого не позволит. Он никак не может об этом говорить.

– Да они вообще не обращают внимания на то, что он говорит, – печально возразил Герберт, потирая виски.

– Я вас понимаю, но помните: это только первый шаг. Мы не ждали многого от нынешнего судьи, но это-то и поможет нам в апелляции. Я понимаю, вас это расстраивает…

Он в тревоге взглянул на меня, потом, смиряясь, вздохнул. До конца слушания Ричардсон сидел с угрюмым видом, опустив голову, и это разрывало мне сердце сильнее, чем когда он спорил и пребывал в смятении.

Поскольку на тот момент я еще не нанял адвокатов, со мной не было помощника, который сидел бы рядом и помогал управляться с документами или общался с подзащитным во время слушания. После окончания суда Герберта заковали и отправили обратно в тюрьму для смертников, раздосадованного, разочарованного и несчастного. Я испытывал почти такие же чувства, собирая вещи и выходя из зала суда. В этот момент я жалел, что рядом нет человека, вместе с которым можно было бы подвести итоги, оценить, действительно ли представленные нами материалы могли дать основания для отсрочки. Я не рассчитывал, что местный судья вынесет постановление о приостановке казни, но надеялся, что апелляционный суд признает: это убийство не было преднамеренным, и для решения об отсрочке нет препятствий. Учитывать приходилось столь многое, что я никак не мог объективно оценить, достаточно ли мы представили доказательств, чтобы действительно изменить картину этого дела. А главное, меня терзало чувство вины из-за того, что я оставил Герберта в таком смятенном состоянии.

Собираясь выйти за дверь, я увидел группу чернокожих женщин и детей, сгрудившихся в задней части зала суда. Семь или восемь из них пристально разглядывали меня. Слушание состоялось во второй половине дня, и после него уже не было ничего запланировано. Мне стало любопытно, кто эти люди, но, честно говоря, я слишком устал, чтобы заинтересоваться всерьез. Я улыбнулся и кивком поприветствовал трех женщин, которые, казалось, приклеились ко мне взглядами. Они восприняли это как разрешение и подошли, когда я уже почти шагнул одной ногой за порог.

Женщина, которая заговорила со мной первой, казалась нервной и несколько испуганной. Она нерешительно промолвила:

– Я мать Рины Мэй… мать жертвы. Они говорили, что помогут нам, но так и не помогли. Мэри Линн теперь плохо слышит, у нее проблема со слухом после того взрыва бомбы, а у ее сестры проблемы с нервами. И у меня тоже. Мы надеялись, что вы нам поможете.

Видимо, ошеломленное выражение моего лица побудило ее пояснить:

– Я знаю, что вы занятой человек. Просто нам не помешала бы помощь.

Тут я сообразил, что она, говоря это, робко протягивает мне ладонь, и пожал ей руку.

«Мы не можем болеть за того человека, которому вы пытаетесь помогать, но не хотим оплакивать еще и его. Хватит уже убийств в этом деле!»

– Мне очень жаль, что вы не получили обещанной помощи. Но ведь я представляю Герберта Ричардсона в этом деле. – Я постарался объяснить это как можно мягче.

– Мы знаем. Я понимаю, возможно, вам не удастся ничего сделать прямо сейчас, но когда это кончится – вы сможете нам помочь? Нам говорили, мы получим деньги на медицинскую помощь и лечение слуха моей дочери.

К нам безмолвно подошла молодая девушка и обняла ее. Хотя на вид ей было лет двадцать, может, чуть больше, она вела себя как ребенок. Опустила голову на плечо матери, как сделала бы маленькая девочка, и печально воззрилась на меня. Потом приблизилась еще одна женщина и заговорила уверенно, даже с вызовом:

– Я ее тетушка, – заявила она. – Мы не верим в убийства людей.

Я не совсем понял, что она пыталась этим сказать, но посмотрел ей в глаза и ответил:

– Да, я тоже не верю в убийства людей.