Когда в провинции болеют тополя,И свет погас, и форточку открыли,Я буду жить, где провода в поляхИ ласточек надломленные крылья,Я буду жить в провинции, где март,Где в колее надломленные льдинкиСлегка звенят, но, если и звенят,Им вторит только облачко над рынком,Где воробьи и сторожихи спят,И старые стихи мои мольбоюВ том самом старом домике звучат,Где голуби приклеены к обоям,Я буду жить, пока растает снег,Пока стихи не дочитают тихо,Пока живут и плачутся во снеУсталые, большие сторожихи,Пока обледенели провода,Пока друзья живут, и нет любимой,Пока не тает в мартовских садахТот неизменный, потаённый иней,Покуда жилки тлеют на висках,Покуда небо не сравнить с землёю,Покуда грусть в протянутых рукахНе подарить – я ничего не стою,Я буду жить, пока живёт земля,Где свет погас, и форточку открыли,Когда в провинции болеют тополяИ ласточек надломленные крылья.1964
«Оттого-то и дружба ясна…»
Оттого-то и дружба ясна,Что молчание – встречи короче, —Не напрасно взрастила веснаПетербургские белые ночи.Сколько песен ни пел я во тьме,Никого не винил поневоле, —Я скажу предстоящей зиме:«Поищи-ка прощения в поле,Не тревожь ты меня, не брани,Не забрасывай снегом кромешным,А наследную чашу верни,Напои расставанием грешным».Никогда я душой не кривил —А когда распознал бы кривинку,Сколько раз бы всерьёз норовилИзвести себя, всем не в новинку.Да и женщинам страсти чертаНикогда не дается украдкой —В уголке огорчённого ртаЗалегает пригревшейся складкой.Нет ни дня, ни минуты, ни сна,Чтобы зову остыть круговому, —Оттого благодарен сполнаЯ вниманию их роковому.Ни за что мне теперь не помочь —Но светлее, чем ночи бездонность,Пропадает, не сгинувши прочь,Несусветная наша бездомность.И склонившись к кому-то на грудь,Покидая поспешно столицу,Я пойму вашу тайную суть,Петербургские светлые лица.1972