Звук, который ты захочешь услышать

Иохель зачарованно смотрел на нее, как она возвращалась с пузырьком йода в одной руке и комочком ваты в другой. При взгляде на то, как она идет, немного покачивая бедрами и как ее грудь чуть подрагивает при ходьбе, он подумал, что со смазыванием царапин можно еще немного повременить.

— Лежи спокойно, — шлепнула она по руке, когда он сразу полез обниматься. — И в губы меня не целуй, больно, прикусила, вот, видишь? Распухнет теперь, ужас, как из дома выходить?

— Я осторожно (мохнатые как маленькие пчелы поцелуи, откуда это? [4]), в уголок…

* * *

— Всё. Теперь иди в ванную, собирайся и уходи, — сказала она после того, как они допили бутылку вина, сидя в кровати. — Мне правда очень хорошо с тобой, но пойми, мне надо посидеть и подумать. Я таких безумств давно не совершала. Если точно, то никогда. Ах, Игорь, Игорь…

Полина уткнулась носом куда-то за его ухо и так сидела, горячо дыша в шею. Уходить совсем не хотелось (ты поселиться здесь решил?) и Иохель сказал:

— Ты знаешь, я…

— Правда, не говори ничего. Не надо портить всё. Давай помолчим и ты уйдешь. Завтра приходи на улицу 25 Октября, к выходу с «Дзержинской» [5], знаешь где, да? Каунас — это в Литве, — передразнила она его и погладила по щеке. — К пяти подходи, там встретимся. Всё, иди в ванную, полотенце я тебе уже повесила.

* * *

Минут через двадцать Иохель спускался по лестнице в свежевыглаженной рубашке (это я полчаса мучился, а ей пяти минут хватило, хозяюшка), раздумывая, который же час — на улице стемнело, а на часы у Полины он не посмотрел (давай, Грибоедова еще вспомни). Навстречу поднимался какой-то мужчина и пришлось посторониться, чтобы пропустить его. Проходя мимо, тот приподнял шляпу и пробормотал:

— Добрый вечер, Иохель Моисеевич.

— И Вам доброго вечера, Иосиф Абрамович, — не задумываясь, ответил Гляуберзонас, приподнял шляпу (ладно, если поздно, пешком пройдусь, не так уж и далеко) и пошел дальше.

И уже открывая дверь подъезда, он услышал сзади, как кто-то бежит по лестнице вниз и кричит:

— Иохель! Черт, Иохель, да стой же!

_____________________

[1] Сейчас этого дома нет, в 1970 на его месте построили выставочный зал. Адрес выбран совсем не случайно, как и всё остальное.

[2] Краткий анатомический ликбез — кисть переходит в предплечье, за которым после локтевого сгиба начинается плечо. А то, что большинство населения называет плечом — так это надплечье. Кто учил анатомию, знает, но из вежливости за правильное название не воюет.

[3] Надежда Петровна Ламанова, одна из самых известных российских (а после и советских) модельеров. Ее имя стало нарицательным. Цветаева в «Полотерской» — о ней:

Та богиня — мраморная,

Нарядить — от Ламановой

Не гляди, что мраморная —

Всем бока наламываем!

[4] Наверное, Иохель в молодости читал Осипа Мандельштама, это неточная цитата из стихотворения «Возьми на память из моих ладоней»

[5] Сейчас — выход со станции «Лубянка» на Никольскую улицу.

Глава 9

Иохель остановился, недоумевая, кто здесь его может знать. Мелькнуло воспоминание, что он только что с кем-то поздоровался, вроде даже назвал по имени, но не мог вспомнить, с кем. Осталось дождаться и увидеть того, кто его зовет. Тем более, что он слышал приближающиеся шаги.

— Иохель, а я кричу, кричу, думал, ты ушел уже, придется догонять. Я ведь через этаж только понял, что с тобой поздоровался, задумался. Ну здравствуй, — и мужчина шагнул, протягивая руку.

— Юзик? Ты как здесь? Вот уж, не ожидал тебя увидеть, — Иохель пожал руку и обнял его.

— Так я живу в этом доме, давно, до войны еще. А ты сам как здесь оказался?

— Да… вот…, — Иохель не знал, что и сказать, но, похоже, вопрос был риторическим.

По крайней мере, Юзик продолжал, не дожидаясь ответа:

— Вот это встреча! Пойдем ко мне, посидим, поговорим. Сколько же мы не виделись?

— Лет пять получается, с сорок третьего. Ты как раз из госпиталя поехал на курсы.

— Ну да, в сорок третьем. Нет, что мы стоим? Давай, пойдем. Нет, ну надо же — вот так, на лестнице встретились. Пойдем, пойдем, не стой. И не вздумай отказываться, — Иохель, подталкиваемый Юзиком (какой Юзик, это он в госпитале Юзиком был, теперь Иосиф Абрамович), пошел вверх по лестнице, по которой недавно спускался. Они прошли мимо двери Полины (ох, Полина), поднялись на четвертый этаж и Иосиф завозился с ключом возле двери, на которой висел зеленый почтовый ящик с наклеенными названиями газет и надписью Рапопорт [1] вверху.

— Сейчас, минутку. Жена с сыном на дачу уехали, а я один дома. Замок этот еще вечно заедает, смазать надо. Ну вот, наконец-то, проходи, — распахнул он дверь.

* * *