Звук, который ты захочешь услышать

— Ты такой смешной, когда смущаешься. Тебе тридцать пять лет, ты врач, на войне был, и что? Ты смущаешься, когда говоришь мне, что был со мной. Иохель, ты же меня даже раздетую видел! Ты просто невозможный!

— Да не смущаюсь я, просто… не знаю (куда хоть слова подевались? проклятое еврейское воспитание)…

— Что ты не знаешь? Видел ли меня раздетой? — засмеялась Полина. — Гляуберзонас, я и сейчас без одежды, подожди, вот одеяло только сброшу. Кстати, надо бы это одеяло убрать, жарко же. Ты не против?

— Нет, мне тоже под ним жарко спать, просто я думал, что одеяло надо тебе. Ты же его сама в пододеяльник засунула.

— Нет, правда? Я в такую жарищу засунула одеяло в пододеяльник? Не могу поверить. Это ты меня загипнотизировал, как всегда. Но сейчас одеяло вытаскивать не будем, поздно уже. Давай, целуй меня и будем спать, утром Полиночке надо идти на работу… и шить там одному вредному еврею костюм, чтобы он рядом…

Что там рядом с ней будет делать вредный еврей, узнать не удалось — рассказчица уснула, сладко посапывая.

_____________________

[1] Иохель рассуждает об истории из книги Милтона Эриксона «Мой голос останется с вами».

[2] Дмитрий Александрович Пригов, конечно же, автор классических стихов про Милицанера.

Вот придёт водопроводчик

И испортит унитаз

Газовщик испортит газ

Электричество — электрик.

Запалит пожар пожарник

Подлость сделает курьер

Но придёт Милицанер

Скажет им: Не баловаться!

Глава 13

— Слушай, намажь мне, пожалуйста, еще полкусочка булочки маслом, я еще чай не допила. — сказала Полина, пытающаяся одновременно наводить красоту, собираясь на работу, и завтракать.

— Хотя, подожди, не мажь. Разъемся я тут у тебя, платья перешивать придется. Буду терпеть. — Она тяжело вздохнула и отпила чай из чашки. — Значит так, придешь ко мне в четыре. Или в половине пятого. Будет первая примерка твоего костюма. Посмотришь, какая Полина Михайловна мастерица. Зачем ты мажешь булку? Я же сказала, что не надо.

— Это я себе мажу, тебе не дам, не беспокойся, — ответил Иохель, сосредоточенно намазывая масло. — Я не знаю до сих пор, где ты работаешь. Или мне надо встать у метро, где мы встречались с тобой и спросить у первого встречного, где тут Полиночка работает, и мне ответят? — с деланной серьёзностью спросил он.

— Эх, ты, нелюбопытный. Я вот даже знаю адрес твоей мамы. Не думаю, что он мне понадобится, но на всякий случай. А ты умудрился начать жить со мной и не знаешь, где меня искать. Ладно, рассказываю. Восполню пробел в твоих знаниях. Улицу Москвина* знаешь? Между Пушкинской улицей** и Петровкой. Там найдешь дом шесть. — Полина рассказывала не спеша, будто мысленно проходила этот путь. — Увидишь табличку «Художественно-производственные мастерские». Заходишь, там вахтерша, говоришь, что ко мне, меня зовут, я выхожу. Фамилию мою не забыл? — с улыбкой спросила она. — А то я напишу на листике. О, слышал, дверь хлопнула? Куда это Сидор с утра пошел? Не сказал ничего… — задумчиво протянула она. — Ой, всё, мне пора, я же опоздаю!

* * *

Как оказалось, Синицын ходил к своему приятелю, забирать обещанный «Телефункен». Небольшой, примерно полметра в ширину, ящик из полированного дерева, стоял сейчас на сундуке, который занимал почти четверть его комнаты. На передней стенке красовалась панель с названиями десятков городов, а сзади производитель большими буквами написал «Telefunken Super 165WK»***,

— Вот, себе поставил, буду слушать, — с гордостью сказал Сидор. — Длинные волны, короткие…

«Где ж ты таких слов нахватался? Наверняка, у продавца наслушался», — подумал Иохель.

— …весь мир как на ладони будет, — закончил расхваливать свое приобретение Синицын.

— А ты знаешь, что радио твое в милиции регистрировать надо? — спросил Иохель, попытавшись приподнять ящик. «Ничего себе, да в нем килограмм десять, — подумал он, — чуть не уронил».

— Мне твоя милиция не страшна, — ответил Сидор, аккуратно складывая мешок, в котором притащил приемник. — Участковый наш, Захар — свой человек. Он сказал, что мое радио ему без нужды. Соседи не доложат — у нас квартира угловая, над нами пусто, рядом бабуля, Клавдия Игнатьевна, так она ж глухая как пробка! К тому же я потихоньку. Вот, слушай, — Сидор включил приемник в сеть, панель загорелась мягким желтым светом и из динамика секунд через десять раздалось тихое равномерное шипение.

— Молчит твое радио, — с усмешкой заметил Иохель. — Может, поломанное всучили?

— Ничего не поломанное, просто антенну забыл, — немного обиженно ответил Сидор, достал из кармана свернутый кусок провода, выровнял его, воткнул в приемник где-то сзади, второй конец зацепил за занавеску на окне, покрутил ручку настройки и Иохель услышал, как неизвестно где хор поет первые строки «Оды к радости».

* * *