Звук, который ты захочешь услышать

Выходить никуда не хотелось. Иохель так и пробездельничал до полудня, не в силах ни на чем сосредоточиться. Статья, которую он взялся переводить, замерла на первой же странице. Хотелось зимы, когда можно просто потеплее одеться. Нехотя посмотрев на оставленную Сидором еду, Иохель тут же спрятал кастрюлю и судок в буфет. Задолго до времени, когда надо было выходить из дома, он еще раз постоял под холодным душем, побрился и не спеша оделся.

Выйдя на улицу, он понял, что дома было вполне сносно. Горячий воздух ударил прямо в лицо и Иохель ощутил, как рубашка с неимоверной скоростью становится мокрой. Засунув руки в карманы, он с облегчением нашел запасной носовой платок. «Может, второго и не хватит, — подумал он, — надо зайти, купить несколько штук про запас, рубашку сейчас отжимать можно будет».

В метро было не легче, чем на поверхности. К жаре добавилась духота. Из тоннеля дул такой же душный сквозняк, не приносящий никакого облегчения.

Вяло добрёв до мастерских по теневой стороне улицы, Иохель, зайдя на проходную, замер в удивлении: здесь было даже немного прохладно. Прежняя вахтерша так же восседала в своем кресле («Надо же, точно, кресло, с подлокотниками, — удивился он, — как же я тогда не заметил, ведь стоял здесь минут десять, наверное») и так же царственно смотрела на охраняемую ею границу.

— Воробьеву? — голосом, несколько более теплым, чем в прошлый раз, спросила она, едва услышав от Иохеля «Добрый день». — Жди, сейчас вызову.

— Да, спасибо, — растерянно ответил он, про себя удивляясь завидной памяти этой женщины, которая уже перестала обращать на него внимание и говорила в раструб монументального вида черной эбонитовой трубки: «Валентина Степановна, скажи Воробьевой, пришел её».

— Ой, ужас какой, да ты же мокрый насквозь! — обеспокоенно воскликнула Полина, увидев его. — Как в таком виде на примерку идти? Ладно, пойдем, найду тебе что-нибудь на подмену, а эту рубашку подсушим.

Она потащила его по извилистым плохо освещенным коридорам, открыла какую-то неприметную дверь и Иохель вдруг оказался в царстве костюмов и платьев. По длинным стойкам были развешаны, казалось, километры одежды, что-то в чехлах, что-то без. Он остановился на пороге, не в силах осознать грандиозность того, что увидел.

— Что стоим? Дай и мне пройти, — подтолкнула его в спину Полина. — Впечатляет, да? — с гордостью спросила она.

— Ну… да… масштабно…, — протянул он. — Так много… всего…

— Вот, и я своими исколотыми пальчиками внесла свою лепту, — показала ему Полина обе ладошки, сейчас, впрочем, ничуть не исколотые. — Ладно, пойдем, найдем тебе рубашку. Вера Романовна! — крикнула она в сторону, где развешанная одежда уходила за горизонт.

— Что тебе, Полиночка? — из-за стойки вышла невысокая полноватая женщина с ворохом платьев в руках.

— Верочка Романовна, — защебетала Полина, — вот молодому человеку рубашку на полчаса, мы к Марат Тимурычу на примерочку, а он мокрый совсем.

— Да вот, бери, точно на него, — не глядя, сняла что-то с вешалки и подала Полине.

— Спасибо, Вера Романовна, погладим и вернем в лучшем виде, — схватила она за плечики ярко-красную рубашку и начала выталкивать Иохеля уже в обратную сторону.

— Так, раздевайся, мокрое сюда, сполоснем, посушим, погладим, ничего не заметишь. А эту надевай, — протянула она ему кумачовый ворох.

— Не слишком она… яркая? И жабо? Как я надену рубашку с жабо? Ты надо мной смеешься? — возмущенно спросил Иохель. — Там, наверное, миллион рубашек, а ты мне даешь красную и с этим кошмаром?

— Так, без паники! — шикнула Полина. — Ты что здесь устраиваешь? Жабо отстегивается, видишь? Цвет — ерунда, тебе в ней постоять и переодеться. Марат Тимурычу безразлично, в чем ты одет. Еще что тебя не устраивает? — она недоуменно подняла бровь

— Теперь, без жабо, намного лучше, — успокоился Иохель. — Терпимо.

— Нет, посмотрите на него! «Терпимо!». Я, значит, стараюсь, а ты вот так со мной. — она тяжело вздохнула и, не выдержав, рассмеялась. — Давай, помогу застегнуть. Пойдем.

Сдав его на руки флегматичному Марату Тимуровичу, Полина тут же убежала. Портной принес уже почти готовый пиджак, даже рукава втачали на свои места. Иохель снова начал поднимать и опускать руки, поворачиваться, садиться и вставать, при этом изнутри на пиджак прилаживались какие-то конструкции, так что будущему хозяину он начал напоминать рыцарскую броню. Смысла в своих действиях Иохель не видел, поэтому снова начал рассматривать наваленные рулоны ткани, лекала, ножницы, портновские линейки и сантиметровые ленты. Впрочем, и это ему быстро наскучило и он начал ждать конца процедуры.

Из забытья его вырвал голос Марат Тимурыча:

— Смотрите, пуговицы вот так устроят?

— Пуговицы? — встрепенулся Иохель и посмотрел на пиджак. — Да, пусть будет так.