Звук падающих вещей

Элейн работала до тех пор, пока было возможно. В первые месяцы ее живот вырос больше, чем она ожидала, но, за исключением сильной усталости, из-за которой она спала дольше обычного, беременность не изменила ее распорядок дня. Но многое другое изменилось, конечно. Элейн чувствовала жару и влажность, как никогда раньше; по сути, она начала ощущать свое тело, которое больше не было безмолвным и незаметным и с каждым днем настойчиво и отчаянно требовало внимания, как пьяница или трудный подросток.

Элейн возненавидела свои икры, которые все больше болели от ее тяжести, возненавидела напряжение, возникавшее в бедрах каждый раз, когда она поднималась на несколько ступенек, возненавидела свои ареолы вокруг сосков, которые всегда были маленькими и нравились ей, а теперь увеличились и потемнели. Смущенная, виноватая, она стала пропускать назначенные встречи, ссылаясь на то, что не очень хорошо себя чувствует, и зачастила в отель, чтобы хотя бы ненадолго обмануть гравитацию в бассейне, поплавать в свое удовольствие в прохладной воде, снова ощутить свое тело таким же легким, каким оно было всегда.

Рикардо посвятил себя ей: за все время ее беременности он совершил всего один полет, но груз, видимо, был очень большим, потому что он вернулся с теннисной сумкой – темно-синяя искусственная кожа, золотистая молния, белая пантера в прыжке – набитой пачками долларов, такими чистыми и новыми, что они казались ненастоящими, как если бы были напечатаны для какой-нибудь настольной игры. Ими была заполнена не только сумка, но и карман для ракетки, который в этой модели был отдельно пришит снаружи. Рикардо держал деньги под замком в шкафу, который сам и соорудил, и пару раз в месяц ездил в Боготу, чтобы поменять доллары на песо.

Он окружил Элейн вниманием и заботой. Повсюду возил ее на ниссане, сопровождал на медицинские осмотры, наблюдал, как она поднимается на весы, как дрожит их стрелка, записывал каждый новый результат в небольшой блокнот, как будто отметка врача была неточной или менее надежной. Он провожал ее и на работу: если строили школу, он с готовностью брал мастерок и делал кирпичную кладку, катил тачку с гравием или ремонтировал прохудившееся строительное сито, через которое просеивали песок. Если ей нужно было встретиться с местными лидерами, он садился поодаль и слушал, как его жена говорила на испанском, который становился все лучше, иногда подсказывал перевод слова, если Элейн не знала его.

Однажды Элейн понадобилось навестить лидера общины в Дорадале, человека с густыми усами и распахнутой до пупа рубашкой, который, несмотря на все свое красноречие хитрющего крестьянина, никак не мог получить добро на вакцинацию детей от полиомиелита. Все дело было в бюрократических проволочках, проблема решалась очень медленно, а дети не могли ждать.

Они уезжали с чувством проигравших. Элейн с трудом забралась в джип, опираясь на ручку дверцы, держась за спинку сиденья, и только устроилась, как Рикардо сказал:

– Подожди, я сейчас вернусь.

– Куда ты?

– Я сейчас, подожди секунду.

Она видела, как он вернулся и что-то сказал мужчине в расстегнутой рубашке, а потом оба исчезли за дверью.

Через четыре дня, когда Элейн узнала новость о том, что кампания по вакцинации была одобрена в рекордно короткие сроки, в ее воображении мелькнула картинка: Рикардо лезет в карман, вытаскивает «стимул» для государственных чиновников и обещает дать еще больше. Она могла бы подтвердить свои подозрения, потребовать от Рикардо признательных показаний, но решила не делать этого. В конце концов, цель была достигнута. Дети, надо думать о детях. Дети важнее всего.

На тридцатой неделе беременности размер ее живота стал препятствием для работы. Элейн получила специальное разрешение на отпуск от шефа добровольцев, а затем и официальный документ, выданный руководством Корпуса мира в Боготе. Ради этого ей пришлось отправить им по почте медицинское заключение, плохо и криво написанное молодым доктором, который отрабатывал год в сельской местности в Ла-Дораде по распределению и непременно хотел, не зная акушерства и без каких-либо на то медицинских оснований, провести осмотр гениталий. Элейн, которая к тому моменту консультации была уже полуобнаженной, пыталась возражать и даже разозлилась, но первое, о чем она подумала, так это о том, что ничего не может рассказать Рикардо – его реакция могла оказаться непредсказуемой. Потом, когда они ехали домой на ниссане, она разглядывала профиль своего мужа, его волосатые руки с длинными пальцами и вдруг почувствовала желание. Правая рука Рикардо лежала на рычаге переключения скоростей; Элейн взяла его за запястье и раздвинула ноги, и его рука поняла, рука Рикардо все поняла.