В первый рабочий понедельник 1970 года – сухой, тяжелый, жаркий, такой солнечный, что небо казалось белым, а не голубым, – Элейн отправилась верхом на Трумэне в Гуариносито, где строили школу, и собиралась обсудить программу обучения грамоте, которую координировали волонтеры; когда она повернула за угол, ей показалось, что вдалеке она видела Карлоса и Майка Барбьери. Вечером, когда она вернулась, Рикардо сообщил, что нашел работу и уедет на пару дней. Речь шла о том, чтобы привезти партию телевизоров из Сан-Андреса, нет ничего проще, но ему придется переночевать в пункте назначения. Так он и сказал: «в пункте назначения». Элейн была рада, что у него появилась работа: в конце концов, может, не так уж и сложно ему будет заработать на жизнь полетами.
«У нас все хорошо, – писала Элейн в начале февраля. – Конечно, управлять самолетом в тысячу раз легче, чем добиться поддержки деревенских политиков. Тем более женщине. Я поняла одну вещь: раз здешние жители привыкли подчиняться, буду вести себя как начальник. К сожалению, это работает. Так я заставила женщин из Виктории (деревушка неподалеку) потребовать от доктора начать разъяснительную кампанию о том, как питание влияет на здоровье зубов.
Да, здесь или то, или другое, многие питаются только агуапанелой, и это разрушает их зубы. По крайней мере, этого я добилась. Пока немного, но это только начало.
Рикардо счастлив. Как ребенок в магазине игрушек. У него бывают заказы, не часто, но нам хватает. У него пока еще недостаточно налета для коммерческих рейсов, но так даже лучше, потому что он берет дешевле, и это всех устраивает (в Колумбии все лучше, что дешевле). Конечно, мы меньше видимся. Он уезжает очень рано, летает из Боготы, и работа занимает весь день. Иногда ему даже приходится ночевать в своем старом доме, у родителей, по дороге туда или обратно, порой и то и другое. А я здесь одна. Иногда это сводит с ума, но я не имею права жаловаться».
Между днями, занятыми работой, у Рикардо случались недели безделья, и к вечеру, когда Элейн возвращалась домой после неудачных попыток изменить мир, он, чтобы не умереть от скуки, доставал ящик с инструментами и что-нибудь мастерил, так что в доме шел бесконечный ремонт. В марте он соорудил душ во дворе, который уже стал небольшим садиком; деревянная кабинка примыкала к стене дома, и Элейн могла принимать душ под ночным небом. В мае построил шкаф для своих инструментов и закрыл его на тяжелый замок размером с колоду карт, чтобы лишить надежды любого вора. В июне он ничего не строил, потому что отсутствовал больше обычного: обсудив это с Элейн, он решил вернуться в аэроклуб, чтобы получить лицензию коммерческого пилота, что позволило бы ему перевозить грузы и, самое главное, пассажиров. «Это для нас будет серьезный шаг», – сказал он.
Чтобы получить лицензию, ему надо было налетать еще почти сотню часов, не считая десяти часов обучения парному управлению самолетом, поэтому он всю неделю проводил в Боготе (ночевал дома, общался с родителями, рассказывал им о своей новой семейной жизни, все восхищались и радовались) и возвращался в Ла-Дораду в пятницу вечером на поезде или автобусе, а однажды даже приехал на такси.
– Это, наверное, безумно дорого, – заметила Элейн.
– Не важно, – ответил он. – Я хотел тебя увидеть. Хотел увидеть свою жену.
Однажды он приехал после полуночи и не автобусом, поездом и даже не на такси, а на белом джипе, который ворвался в тишину улицы громким рокотом двигателя и мощным светом фар.
– Я думала, ты уже не придешь, – сказала Элейн. – Уже поздно, я начала волноваться. – Она кивнула на белый джип: – А это чей?
– Тебе нравится?
– Большой, – отметила Элейн. – Белый. Громкий.
– Он твой, – сказал Рикардо. – Счастливого Рождества.
– Но сейчас же июнь.
– Нет, уже декабрь. Это не заметно, потому что погода всегда одинаковая. Пора бы знать, ты уже почти колумбийка.
– Но откуда? – спросила Элейн. – Разве мы можем себе это позволить, ведь…
– Слишком много вопросов. Это та же лошадь, Елена Фритц, только едет быстрее, и ты не промокнешь в дождь. Пойдем покатаемся.
Это оказался «Ниссан Патруль» 1968 года, и официально он был не белого, а – внимание – цвета слоновой кости. Но это заинтересовало Элейн меньше, чем его задние двери и такой просторный салон, что на пол можно было положить матрас. В джипе были раскладывающиеся сиденья с бежевой обивкой, на которых спокойно мог поместиться ребенок. Переднее сиденье напоминало большой диван, туда и уселась Элейн, рассматривая торчащий из пола длинный тонкий рычаг переключения передач, его черную ручку с тремя помеченными скоростями, панель приборов; подумала: да, она действительно не белая, а цвета слоновой кости, изучила черный руль, который теперь крутил Рикардо, и ухватилась за ручку над бардачком.
Ниссан миновал улицы Ла-Дорады и выехал на шоссе. Рикардо свернул в сторону Медельина.
– Дела у меня идут хорошо, – сказал он тогда.