Она смотрела на робкое пламя свечей, на тусклые желтые лампы, висевшие на колоннах, как факелы. Свет витражей падал на двух нищих, которые спали, скрестив ноги и сложив руки на животе, как изваяния на мраморной гробнице какого-нибудь папы.
Справа на коленях, упираясь в пол руками, стоял Христос в натуральную величину, как будто куда-то полз; свет свечей отражался на шипах его тернового венца, на каплях его слез или пота, которые были изумрудно-зеленого цвета.
Элейн подошла к алтарю и слева, в глубине, увидела клетку. В ней, как животное в зоопарке, находился еще один Христос с более длинными волосами, более желтой кожей и более темной кровью.
– Это лучшее в Боготе, – сказал ей однажды Рикардо. – Клянусь, с ним не сравнится ни один монастырь.
Элейн наклонилась к табличке с надписью: «Повелитель агонии». Она сделала еще два шага к кафедре, увидела медную шкатулку и новую надпись: «Положите подношение сюда, и изображение осветится». Залезла в карман, достала монету и, держа ее двумя пальцами, как облатку, поднесла к свету: это была монета достоинством в одно песо, потемневшая, словно побывала в огне. Она вставила монету в прорезь. Христос ожил под краткой вспышкой прожекторов. Вот тогда Элейн и почувствовала или, точнее, поняла, что будет счастлива всю свою жизнь.
Затем была свадьба, Элейн запомнила ее, как во сне, словно все это происходило с кем-то другим. Лаверде организовали торжество у себя дома: донья Глория объяснила, что за такой короткий срок невозможно было арендовать зал в каком-нибудь клубе или другом более приличном месте, но Рикардо, который молча кивал, слушая ее многословное объяснение, дождался, пока мать уйдет, и честно сказал:
– У них задница с деньгами. Лаверде в долгах.
Его признание шокировало Элейн меньше, чем можно было ожидать: за последние несколько месяцев тому было множество свидетельств. Но она удивилась, что Рикардо говорил о своих родителях, как будто их банкротство его никак не касалось.
– А как же мы? – спросила она.
– А что мы?
– Что мы будем делать, на мою зарплату не разгуляешься.
Рикардо посмотрел ей в глаза, положил руку ей на лоб, как будто измерял температуру.
– На первое время хватит, – сказал он, – а потом посмотрим. На твоем месте я бы не беспокоился.
Элейн подумала, что она особо и не беспокоилась. Спросила себя: интересно, почему? А его спросила:
– Почему бы ты не стал волноваться на моем месте?
– Потому что у такого пилота, как я, всегда будет работа, Елена Фритц. Это так, и по-другому не бывает.
Потом, когда гости ушли, Рикардо отвел ее в комнату, где они впервые когда-то оказались наедине, усадил на кровать (отодвинув немногие свадебные подарки, которые им преподнесли), и Элейн подумала, что сейчас он заведет разговор о том, что у них нет денег и они не могут никуда поехать на медовый месяц. Но нет. Он завязал ей глаза старым толстым шарфом, пахнущим нафталином, и сказал:
– С этого момента ты ничего не видишь.
Так, вслепую, Элейн позволила отвести себя вниз по лестнице, услышала, как с ними попрощались родители (ей показалось, что донья Глория плакала), вышла на холод ночи и села в машину, в которой за рулем был кто-то чужой, она решила, что это такси, и по дороге неизвестно куда спросила, что все это значит, но Рикардо попросил ее помолчать и не портить сюрприз.
Но вот такси остановилось, Рикардо открыл окно и назвал себя, ему почтительно ответили, и с металлическим звуком распахнулись большие ворота.
Выходя из такси секунды спустя, она почувствовала неровную почву под ногами, порыв холодного ветра взъерошил ее волосы.
– Здесь лестница, – предупредил Рикардо. – Не торопись, а то упадешь.
Он пригнул ей голову, как делают, чтобы человек не стукнулся о низкий потолок, так же поступают и полицейские, чтобы задержанные не ударились головой, когда их сажают в патрульную машину. Элейн не сопротивлялась, ее рука коснулась чего-то, что оказалось креслом, почувствовала, как что-то твердое уперлось ей в колено, и, когда она села, сразу же догадалась, где она и что сейчас произойдет. Она не ошиблась: Рикардо начал переговоры с диспетчерской, самолет выкатился на рулежную дорожку, но Элейн было позволено снять повязку только потом, после взлета, и девушка вдруг увидела перед собой горизонт – мир, который она никогда раньше не видела, залитый светом, которого она тоже никогда не видела раньше, и тот же свет озарял лицо Рикардо, он что-то переключал, смотрел на панель приборов (там вращались стрелки, мигали огоньки), в которых она ничего не понимала.
Они летели на авиабазу Паланкеро в Пуэрто-Сальгаре, в нескольких километрах от Ла-Дорады: это был свадебный подарок Рикардо – недолгий полет на взятом напрокат самолете «Сессна Скайларк», тоже своего рода наследство, доставшееся ему от деда, чтобы произвести впечатление на невесту.