Звук паутинки

И я бегу, стараюсь изо всех сил, горячая земля жжёт мне пятки. Тропинка вьётся огородом, за ней поворот — и сад. Только нырнул я в кусты, в зелёный сумрак, как кто-то прошуршал за спиной. Вот промелькнул огненный веер, завертелся в кустах. Рекс! Это он догоняет меня.

Кубарем летим с обрыва. Я раскидываю руки и вижу совсем рядом несущуюся тень — это мой Рекс, мой неразлучный пёс: он обгоняет меня!

Мы уже на лугу, мы смеёмся от ветра, который щекочет под мышками. Подошвами чувствую: берег, мягче земля, прохладнее дорожка, тянет луговой свежестью; ещё немного — и речка.

Адам

На нашей улице, в Шатрищах, ребят совсем нет. Считай, мы с матерью живём здесь одни. Ну какие это соседи? У оврага Глыпина хата (а Глыпа по целым дням спит), дальше — ветхое и забытое всеми жильё старой Сирохи. У неё, говорят, после войны два мальчика подорвались на мине.

От Шатрищ до села далеко, и мать меня туда не пускает. Я один гуляю в саду, один купаюсь в реке… А впрочем, почему это один? Когда я склоняюсь над речкой и подолгу смотрю в воду, со дна, из живого дрожащего сумрака выплывают ко мне две фигуры. Это мои друзья — Адам и Нина.

У моего друга толстое имя — Адам. Вот Нина — имя тонкое, прозрачное. Попытайтесь произнести: Ни-и-ин-на… Правда, звенит, как звук паутинки на ветру? А теперь: Ад-ддам… Представляешь себе огромный, словно казацкая могила, колокол, его уставший вечерний голос: д-дам!..

Не было на лугу лучшего места, чем брод.

Тихая, маленькая река, тут и там размоины, коряги, холодная тень от вербы, а вот и каменистый брод.

Его видно издалека. Зелёный берег, осока, роголист, кувшинки, и среди густой травы, точно слоновая спина, дыбится валун. Солнечными бликами играет речная галька.

Это начинается брод.

Здесь мать стирает бельё.

Бывало, развесит на кустах и на вербах белые покрывала или наволочки, глядишь — словно на луг парашютисты спустились.

Я помогаю матери: бултыхаюсь в воде, пока мурашки не забегают по коже. Если не купаюсь, то ползаю на коленках, изучаю пороги, водопады, утёсы, вновь открываю острова и пещеры.

Не подумайте, что здесь какие-то могучие скалы. Нет, просто выступают с одного и второго берега две ровные гладкие каменные плахи, по которым течёт речка. Одна плаха лежит под водой, другая немного торчит из воды, а между ними — глубокая расщелина.

Расщелина — это мой морской пролив. Он немного узковат, и мои ноги едва пролезают туда, зато такого пролива нет ни у кого на свете.

Широко разливается здесь река по каменистому руслу, плещет, перекатывает небольшие волны, сверкает живым серебром. Наигравшись на солнце, вода течёт в мой пролив и где-то под камнями сердито ворчит.

Целый день можно слушать, как играет вода.

Сядешь на камень (а он горячий!.. жжёт через штанишки), опустишь ноги в расщелину и замрёшь. Там, в глубине, клокочет тугая струя, отдающая холодом, она так и выталкивает тебя из тесной пещерки.

И вода на дне тёмная, студёная — сразу ломит в костях, ноги быстро коченеют.

Выставишь пятки на солнце, а сам заглядываешь в расщелину. Сверху камень чистый, хорошо отполированный, но чем глубже, тем становится темнее — скользкий, бурый от мха. А на дне развевается густая мохнатая борода, такая бородища, как у дядьки Черномора; ползают в глубине рачки, водяные блохи, и кто-то недовольно пускает пузыри со дна.

Даже жутко становится…

Зато на мелководье, по серому каменистому дну, течёт вода светлая-светлая и тёплая, как парное молоко. Сюда приплывают мальки; они стайками ходят у берега, ищут, чем поживиться.

Однажды я сидел над проливом, пускал листья из щавеля — быстрые каравеллы — и старался провести их между скалами, чтобы не случилось крушения. Вдруг упала на меня тень. Точно птица встала за спиной. Я съёжился и не понимал: кто это?

— Что вы делаете, сэр капитан? — послышался голос.

Голос мужской. Это могло бы успокоить меня, но он раздался так внезапно, что меня будто кольнуло под бок. Я согнулся и пробормотал что-то себе под нос (пусть тот не думает, что я испугался или сгораю от любопытства к незнакомому мне человеку: у меня свои заботы — вывести флотилию из бурлящего пролива).

— Сэр! Когда встречаются в море капитаны, они приветствуют друг друга… Здравствуйте!

Гм, в нашем селе никто не говорит, как на острове Сокровищ. Я обернулся. На берегу стоял худой длинноногий человек, одетый не по-здешнему: на нём были светло-серые брюки, белая нейлоновая тенниска, на голове — летняя шляпа.

Одежда на солнце просвечивала насквозь, и потому человек казался прозрачным.

— Добрый день, — сказал я, усаживаясь поудобней (то есть обхватив колени руками). — Я знаю, кто вы такой. Вы тот дядя, который приехал к бабушке Сирохе.

— Абсолютно верно! — согласился длинноногий, присел на камень, снял башмаки, выставив на солнце костлявые синевато-белые ноги. — Гм-м, как тепло! — прищурился он. — Вот здесь мы и погреем наши косточки.