Звуки музыки

Магазин разочаровал меня. Я и в самом деле думала, что у них есть книги обо всем. Все, что мне теперь оставалось — отправиться в логово льва и узнать все прямо там. Поэтому я пошла обратно в Стейнвенский Зал. По дороге я размышляла, не была ли «сексуальная привлекательность» чем-то, что одевают на голову или частью внешнего вида, покупают ли ее в унциях или в дюймах. Скоро я оказалась на пятнадцатом этаже дома 113 по 57-ой стрит Запада, лицом к лицу с мистером Шенгом.

Предложив мне сесть, он откинулся в своем вращающемся кресле и при помощи большой сигары создал между нами дымовой экран. Какой момент! Совершенно неожиданно, я осознала, что это был мой последний, самый последний шанс — мой плохой английский.

— Почему вы нас не взяли? — начала я.

Он ответил не сразу. Неожиданно выпрямился и, вынув изо рта сигару, принялся объяснять.

— Я хочу, чтоб вы поняли — ничего не сделать с вашим репертуаром. Еще во время вашего концерта в Городском Зале я узнал вас как прекрасных артистов. Но тем не менее, это худшая программа, которую я когда-либо слышал. Эта программа. Эта программа. Этот кусок из Баха продолжался сорок пять минут! Все это — для немногих энтузиастов музыки, но вы думаете, обычные люди хотят часами слушать оригинальные мелодии древности? И эти рекордеры! Но самое главное — ваш внешний вид. Торжественный и убийственно серьезный, вы входите и уходите словно похоронная процессия. Ни обаятельной улыбки, ни веселых взглядов, — он продолжал с настоящим возмущением: — Эти длинные юбки, высокие воротники, проборы посередине, косы на спине, туфли как у мальчиков, шерстяные чулки! Разве вы не можете купить хорошие готовые платья, так чтобы каждый мог видеть ваши ноги в нейлоновых чулках, надеть симпатичные туфли на каблуках и наложить немного цвета на лицо и губы?

— Нет, — серьезно сказала я, — не можем. — Я была переполнена объяснений, почему мы не могли этого сделать, но знала, что могла безнадежно запутаться в длинных английских предложениях.

Молчание.

— Это — последнее слово? — наконец решилась спросить я.

— Да.

Битва была проиграна. Неожиданно я почувствовала себя измученной. Напряжение было огромным. Репетиции последней недели, утреннее волнение, неловкость последних минут. И это была Америка, о которой все твердили нам: здесь ты можешь говорить то, что хочешь, делать то, что хочешь, носить то, что хочешь. Меня охватило настойчивое желание дать узнать этому человеку передо мной, что я чувствовала. Все было потеряно. Хуже уже не могло быть. Если я не могла передать это словами, я должна была сделать это как-то иначе.

Я взяла лежавшую у него на столе толстую книгу, хлопнула ею по столу и, посмотрев на него так сердито, как только могла, сказала:

— Я думала, Америка свободная страна. Нет!

После этой уничтожающей речи я повернулась и вышла. Не надо было, чтобы он видел мои слезы.

Когда я ждала лифт, меня похлопала по плечу приятная молодая секретарша и попросила вернуться обратно в кабинет мистера Шенга.

— В конце концов, может быть, вы и сумеете, — сказал совершенно изменившийся мистер Шенг. — Я имею в виду, взять верх над широкими слоями американской публики. Я хотел бы попробовать на год, — он казался действительно заинтересованным. — Но потребуется большое количество рекламы, а это очень дорого стоит. Можете вы заплатить — скажем — пять тысяч долларов на рекламу?

— Попытаемся, — сказала я, и мы пожали друг другу руки.

Все, что я позволила выжать из меня в отеле «Веллингтон», было:

— Мистер Шенг почти уверен, что возьмет нас. Не совсем, но почти. — Потом я впала в молчание и стала молиться о деньгах. В банке у нас было ровно 250 долларов.

Этим же вечером мы отправились к Дринкерам и пели с ними два часа. Потом я рассказала свою историю.

— Если мы сумеем заплатить авансом пять тысяч долларов, он нас возьмет, — закончила я, избегая смотреть на свою семью, но умоляюще глядя на мистера Дринкера. Не мог ли он подать идею?

Тогда, пока Софи все еще смеялась до слез по поводу моего посещения книжного магазина, раздался голос Гарри Дринкера:

— Я одолжу вам половину этих денег, если вы найдете кого-нибудь для другой половины.

Я закрыла глаза от волнения, а также чтобы крепко подумать.

Когда я открыла их снова, я сказала:

— Миссис П.

Это была богатая леди, с которой мы познакомились на концерте в клубе космополитов в Нью-Йорке, и она сказала тогда с искренней сердечностью:

— Если вам когда-нибудь понадобится помощь, дайте мне знать.

Мистер Дринкер подошел к телефону и позвонил миссис П. Она сказала «да». Чудо свершилось. Уже на следующее утро — он сказал, что нельзя терять времени, сезон был в разгаре — я стояла в офисе мистера Шенга и протягивала ему два чека, по 2500 долларов каждый, и просто говорила:

— Пожалуйста, взаймы на год.

В комнате стояла полная тишина, пока из-за густых голубых облаков не раздался теплый, искренне-звучащий голос:

— Поздравляю вас!

Мне снова также сильно захотелось «что-нибудь сказать». Я сжала его руку, и он должен был увидеть в моих глазах, что было у мена на сердце, когда я сказала: