Звуки родного двора

И только дворик спас, успокоил. Что-то само собой отслоилось, оттаяло. Стало легко и спокойно жить, дышать, думать. Лавочка была свободной. Ее постоянная наседка Марья Изотовна уже второй день отсутствовала. К ней из Львова приехала сестра, и они предпочли прогулки по набережной.

Ребята со спокойной совестью заняли место Марьи Изотовны и растворились в размеренной жизни дворика. О неудачном путешествии к морю напомнила песня.

– Море, море! Мир бездонный… Пенный шелест волн прибрежных, – звуковая дорожка разносила слова песни Юрия Антонова далеко за пределы дворика. Ребята, сидя на лавочке, представляли себя на пляже. Они слышали шум волн, представляли море под дождем и то, как волны разбиваются о берег…

– …Над тобой встают, как зори, нашей юности надежды, – тихо подпевали Антонову все трое.

Близился тихий вечер. Как всегда бывает после сильного дождя. Вскоре все разошлись по квартирам. Дворик опустел. В эту ночь Лена долго не могла уснуть. Ей не давала покоя чашка Никитки, фигурки кофейной гущи которой она унесла в свой мир и сделала тайной.

Лена проснулась с болью в глазах, голове, руках, ногах. Болело все тело!

– Неужели грипп? – спросила она себя. – Только не сейчас, когда осталось несколько дней до отъезда Никитки. Ей, собственно говоря, как и ему, не надо было ничего. Просто им хотелось быть всегда рядом. Слушать и смотреть, касаться и ощущать друг друга. Хотелось, чтобы длилось и длилось это постоянное «вместе». Когда просто загорали на горячем песке, но вместе, когда скучали на лавочке или под жерделью, но вместе, когда веселились в толпе, но рядом. Когда собирались в родном, всегда с неожиданными событиями, дворике, где жили милые сердцу люди и вещи. Не нужно было никаких слов, все было просто и понятно. Они с Никитой были счастливы. Каждый день был как праздник, и вот все скоро должно было исчезнуть, раствориться. Лена каким-то седьмым чувством понимала, что она скоро Никитку потеряет, что он будет жить в столице, в Москве. В отличие от их тихого провинциального города это где-то на другой планете, в другой Вселенной. В этом огромном мегаполисе, большая часть которой – молодежь, среди которой много красивых девушек, сумеет ли Лена сохранить свое место в сердце Никитки? И как же теперь она, Лена, должна жить? Одно дело ждать Никитку-школьника, приезжающего на каникулы с севера, и совсем другое – встречать студента-юношу из Москвы.

Лена почти проснулась, но лежала в постели с закрытыми глазами. Мозги разбухли от боли, нервы беспомощно повисли при воспоминаниях о «кофейных» прогнозах в чашке Никитки. Все тело ныло и ломило, видимо, сказался вчерашний, хотя и летний, но далеко не теплый дождь. Лене захотелось забыться и уснуть.

Телефонный звонок заставил открыть глаза и окончательно проснуться.

– Никита спрашивал дважды, – мама Лены подала ей телефонную трубку в постель. Последние три года Лена с мамой жили у Толика, который доводился Лениной маме родным братом, а Лене дядей. У дяди Толи своей семьи не было. Семьей он считал музыку. Влюбленный в нее, эту музыку, такую разную: классическую, эстрадную и всякую другую до безумия, до одури, дядя Толик все свободное время проводил за магнитофоном и кассетами. Его комната состояла из каких-то коробок, малых и больших, шнуров, коротких и длинных, приемников, всякой новой и старой техники, в которой сестра и племянница ничего не смыслили. Но обе очень гордились звуковой дорожкой, по которой дядя Толя посылал людям радость.

– Слова любви вы говорили мне, ласково… – услышала Лена знакомую песню из кинофильма «Бриллиантовая рука».

Часы показывали 10 утра. День воскресный. Радиоконцерт для жителей дворика был в разгаре. «…Помоги мне, помоги мне, в желтоглазую ночь позови…» – кричал магнитофон.

– Это про меня, – подумала Лена и услышала в трубке голос Никитки.

– Лен. Я завтра улетаю. Сейчас подъедет Леньчик. Он предлагает смотаться в Джемете. Как ты на это смотришь? День намечается классный, – интригующий голос Никитки откинул все сомнения и болезни. Через 15 минут Лена сидела во дворе на лавочке.

Никитка не всегда прибегал к услугам телефона для связи с Леной. Так как она жила этажом ниже, иногда Никитка становился на цыпочки, подтягивался на руках к Лениному окну на первом этаже и в раскрытое окно ее спальни бросал сорванные с клумбы веточки фиалок. От такого ребячества за время его пребывания в период летних каникул клумба приобретала жалкий, пощипанный вид и тем самым вызывала большое недовольство среди жильцов дома, особенно у Марьи Изотовны. В это лето клумба как никогда пестрела густо посаженными, никем не тронутыми фиалками. Видимо, Никита стал совсем взрослым!